Александр Тув - Ходок - 8

– Повелитель! – Хранитель Порядка преданно уставился на Рейхстратега. Таким взглядом верные до гроба собаки обычно смотрят на обожаемых хозяев, и Кирсан ни на миг не усомнился в том, что это самое обычное лицедейство – слишком уж умен был Курт Бахрам, чтобы испытывать подобные чувства, но раз хочет изображать – его дело – пусть изображает. – Все готово. Будут ли какие-либо дополнительные указания?

У Кирсана-ар-Мюрита были все основания быть довольным собой. Его долгоиграющий план по устранению самого опасного конкурента… да что там конкурента, надо называть вещи своими именами – самого опасного врага – Ортега-ар-Фарана, входил в финальную стадию. Если бы в Высоком Престоле проводились соревнования по легкой атлетике, можно было бы сказать – план выходил на финишную прямую, но до таковых здесь еще не дошли – бегали по-простому – или от кого-то, или за кем-то, причем с самыми утилитарными целями – убить, ограбить, изнасиловать, или же – спастись от вышеперечисленных действий.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну-у… – несколько замялся Рейхвизир, ожидавший четких инструкций, а не встречного вопроса. Дело было в том, что в предстоящем действе было несколько щекотливых моментов и он бы хотел иметь однозначные указания на их счет, чтобы не ошибиться, но демонстрировать свое нежелание брать ответственность на себя ему тоже не очень хотелось, но Рейхстратег, в свою очередь, выбора ему не оставил. Поэтому, пришлось спрашивать в лоб: – Предупредить дознавателей?

– Зачем? – поднял брови Рейхстратег. – Чтобы они рано, или поздно проболтались? Пусть работают, как обычно.

– А?.. – министр охраны спокойствия хотел было задать следующий вопрос, но хозяин кабинета его перебил:

– Я повесил им «Камни Жизни», так что пусть допрашивают по всей строгости – от этих не убудет, да и злее будут, не забудут палачей Ортега и их хозяина, – ухмыльнулся Рейхстратег. – А мы их вылечим, а к целителю, который тебя спас, плохо относиться невозможно. Его можно только любить, – ухмылка Кирсана стала еще шире. – Еще вопросы есть?

– «Кисель» – применять?

Местный аналог «сыворотки правды», только гораздо более эффективный, напоминал цветом и консистенцией обычный клюквенный кисель… правда только внешне, а по вкусу совсем наоборот – сгущенную ослиную мочу, но все профессионалы именовали эту субстанцию именно «киселем», и никак иначе – профессиональный сленг.

– Нет… – после небольшого раздумья покачал головой Кирсан. – Мне нужно только, чтобы они немножко помучились от рук Ортега-ар-Фарана, но чтобы не потеряли боеспособность, а то сам знаешь… – Конечно же Рейхвизир прекрасно знал, что после «киселя» многие сходят с ума, превращаясь в «овощи» и лишь немногие сохраняют волю и рассудок, поэтому так рисковать в намеренья Рейхстратега не входило. – Да и большому счету, – продолжил Кирсан, – меня не очень интересует то, что они могут сказать. Все, что мне нужно, я и так знаю. Так что – никакого «киселя», – повторил, нахмурившись, Рейхстратег. Он хотел, чтобы до Рейхвизира дошло, что никакая отсебятина недопустима. Еще не хватало, чтобы из-за такой ерунды сорвался такой великолепный план! Как уже было сказано, дураком Курт Бахрам не был, а вовсе даже – наоборот, и он прекрасно все понял. – Да! – вспомнил Кирсан. – Предупреди своих костоломов, чтобы никакого членовредительства. Пусть поверхностно работают, – усмехнулся он. – Еще вопросы есть?

Вопросов у Хранителя Порядка больше не было. Ответы Рейхстратега внесли полную определенность и задавать последний заготовленный вопрос Курт Бахрам не стал. Раз допросы будут проводиться всерьез, то и освобождение пленников надо будет осуществлять всерьез, а при осуществлении таких операций пленных не берут и живых свидетелей не оставляют. Ну что ж… с дознавателями придется распрощаться, поэтому придется использовать самых никчемных – у него была на примете пара-тройка дармоедов, с которыми он и сам намеревался расстаться, так что все складывалось отлично – эти бездельники, напоследок, еще и пользу принесут!

Палачи начали с ногтей. Сначала они жестко зафиксировали руки и ноги старшего помощника, а потом приступили. Молча. Ни о чем не спрашивая. И лишь после того, как Денис чуть не оглох от собственного воя, начали задавать вопросы. Точнее говоря – один вопрос. Их интересовало – кто бы сомневался, его настоящее имя, данное ему при рождении.

Старший помощник обделался в тот же самый миг, когда толстая игла, почерневшая от крови, намертво впитавшейся в нее за долгие годы беспорочной службы без отпусков и выходных, легко скользнула под ноготь его большого пальца на правой ноге. Извиваясь, словно червяк, насаживаемый на крючок, он насколько инстинктивно, настолько и безуспешно, попытался выбраться из лужи, состоящей из дерьма, мочи и содержимого его собственного желудка. Понятно, что попытка эта была обречена на провал – обездвижен он был вполне профессионально.

Как только палачи приступили к своей работе, Денис понял, что надолго его не хватит, что нет у него внутренней решимости вытерпеть все и ничего не сказать. Неизвестно, как бы он повел себя, если бы от его мужества зависела судьба дорогих ему людей, но так как на кону стояла лишь его собственная, он решил послать к дьяволу все соображения о том, что ни в коем случае нельзя выдавать подлинное имя.

Приняв такое малодушное решение, он собрался немедленно – ему вполне хватило того, что уже успели проделать с его пальцем, и продолжения он ни в коем случае не желал, сообщить палачам, что его зовут Денис Ольшанский, что он уроженец мира Земля и, что он готов к любому сотрудничеству, лишь бы они прекратили втыкать ему под ногти свои иглы.

Однако, боль – болью, но способности соображать старший помощник не утратил, даже скорее – наоборот. В такие мгновения креативность резко возрастает – организм ищет пути к спасению, а для этого нужна хорошо работающая голова. За очень короткий промежуток времени старший помощник осознал, что его признание, сделанное сразу же после начала допроса, никакой цены, в глазах экзекуторов, иметь не будет – уж больно быстро пленник заговорил – следовательно обманывает, и пытка будет продолжена.

Так что, от чего ушли к тому и пришли – придется терпеть, молчать и сдаться, как можно позже, чтобы дознаватели пришли к выводу, что признание истинное, и что добыто оно не хитростью преступника, пытающегося ввести их в заблуждение, а их героическими усилиями, позволившими сломить сопротивление допрашиваемого. Только в этом случае можно будет рассчитывать на прекращение истязания.

На все следующие вопросы старший помощник решил отвечать сразу и честно – вдруг кто-то из следователей умеет видеть ложь, так что не надо будить лихо. Все равно имя они уже будут знать, а все остальное ерунда. Да и с именем тоже – бабушка надвое сказала – может будет какой вред от того, что он расколется, а может и нет.