Евгений Кострица - Рарник [СИ]

— Фокус моих! Потом нюкнем* рарника! — приказ Пуси подтвердил мои опасения.

Сделаю то же самое — помогу родственничкам, пока те еще живы.

Я торопливо помчался к «своим» на выручку. Спину тут же ужалило в нескольких местах сразу, словно на меня набросился рой мелких озлобленных насекомых. Пока ничего страшного — можно терпеть. Мысленно я поблагодарил всех местных богов за то, что у Зергеля не булава, а кинжалы.

Для Пуси мой маневр не стал большой неожиданностью. Шагнув в сторону, он развернулся — меч свистнул и по широкой дуге ударил по выставленной вперед каменной «лапке». Крайний булыжник отлетел и укатился, оставив меня с короткой култышкой.

Теперь Пуси заслоняли от меня два каменных «братца», а ухмыляющийся Зергель кружил за спиной, выбирая момент для новой атаки.

Черт! Похоже, хана. Я не знал, что делать с этой парочкой. Один умело маневрировал, держа толкавшихся мобов между нами, а второй висел за спиной, ограничивая мои движения. Кинжалы хоть и не наносили критического ущерба, но все же сильно замедляли. Рано или поздно меня доковыряют.

Пытаясь обойти мешавшихся мобов, я в очередной раз проехался по мертвой Мафе, и тут на меня снизошло «откровение».

Придерживая её тело обломком, я оторвал голову, чтобы использовать вместо отсеченного камня. С легким щелчком она заняла его место, но зрелище получилось еще то: с обрубка шеи капала кровь, а бледное лицо будто оживало в движении.

Чтобы еще более усилить эффект, я пошевелил отвратительным «кулачком» перед потрясенным Зергелем. Похоже, этот трюк его психика переварить не смогла — шокированный, парень вытаращил глаза и застыл, не в силах оторвать взгляд от подружки.

Такой шанс нельзя упускать!

Не теряя времени, я раскрутил новую «руку» и, отпустив связь, метнул голову Мафы. Страшный снаряд попал Зергелю в грудь. У бедняги сразу же подкосились ножки. Он не смог даже пошевелиться, когда разорвав дистанцию, я обрушил на него свой самый тяжелый валун.

Покончить с последним противником оказалось нетрудно. Я оттеснил Пуси за скалу, где мирно паслись еще свеженькие элементали. Сагрившись, они переехали его со спины. Прикрывать ее было уже некому.

Я отомстил — на земле валялись четыре человеческих тела. Мои камни липкие от их теплой крови. Победа? Мне хотелось именно этого?

В этот раз месть не доставила ожидаемого удовольствия. Ненависть ушла, оставив после себя странную тоску и разочарование. Стало даже хуже, чем было. Я чувствовал, что сделал глупость, согласившись с ролью, которая абсолютно не нравилась.

Теперь уже в смерти ребят не виделось ни малейшего смысла. Мы все бессмертны, а причинять боль порой труднее, чем терпеть самому. Если во мне и есть эта неуловимая «человечность», то именно сострадание должно быть ее стержнем.

Солнце приятно грело камни, высокое небо манило необъятным пространством, но мне было не до местных красот. Погруженный в раздумья, мой «танк» медленно катился к обрыву, откуда в прошлый раз так неудачно свалился. Лениво развалившись на краю, я пытался хоть что-нибудь вспомнить, но из подслушанных разговоров целостная картинка всё ещё упрямо не складывалась. В уме было ощущение зыбкого, но густого марева, будто заслонявшего прошлое. Хотя невидимые фильтры вроде бы медленно таяли, проявляя ранее скрытые пласты информации.

И это были не новые знания, а мои собственные воспоминания. Иначе, как понятие может проявиться во внутреннем дискурсе, если его объект никогда не встречался? Не может же бывший кролик или элементаль испытывать странное возбуждение, увидев Сельфину? Да и Лапуля выглядела почему-то знакомо, хотя в мыслях о ней уже напрочь отсутствовал сексуальный подтекст.

Блуждающий ум походил на растерянно гудящий рой пчел. Я собирался не думать, а вспомнить, но возвращая к исходной точке, вновь забывался в мутных концепциях и в конце концов перестал бороться с собой, отпустив мысли на волю. Не гнать их насильно, не поощрять, не исправлять, не менять на другие, а бесстрастно смотреть в ясность осознавания, позволяя всему просто быть, как ему вздумается.

Отпустить, всё отпустить…

И через какое-то время я будто исчез, превратившись в чистую ткань бытия, на которой этот мир и был нарисован. Его безжалостное колесо продолжало вращаться, но я словно находился уже не на ободе, а в его центре и потому был неподвижен.

Всё проявленное воспринималось равнодушно и отстраненно. Солнце грело все так же, высокое небо лениво облизывали пухлые облака, внизу журчала река, а где-то наверное яростно материлась Сельфина. Но мне было уже наплевать на реальность. Теперь эта живая и красочная иллюстрация никак не затрагивала и не волновала. Всё лишь иллюзия. Причем, вместо со мной. Потому, что я не кролик, не камень и даже не человек.

«Я» есть сама осознающая ясность — чистое и незамутненное ничем восприятие. И этот очевидный факт не требовал доказательства, которое следовало бы проследить в уме или тем более произнести вслух. Мысли появлялись, но не подпитываемые усилием тут же таяли. Они возвращались туда, откуда возникли, более не окрашивая реальность в оттенки неприязни, желания или равнодушия.

Отпустить. Всё отпустить…

Залитая светом степь над золотистыми волнами высохшей травы. Осеннее солнце не греет. Порывы холодного ветра рвут синие гильдийские штандарты на пиках. Мой рейд выстроился клином и ждет приказа.

Я слезаю с лошади и тщательно растираю горсть сухой земли в ладонях — едкий запах доказывает, что разведчики не ошиблись. Кажется, что кроме нас тут никого нет, но тварь прячется где-то здесь, и мы найдем её раньше других!

Что-то громко ухнуло и взорвалось. Степь моментально исчезла, а вместо нее вновь проявились отвесные скалы, на которых я мирно грел свои камни.

Черт! Черт! Да что здесь творится? Только начал всё вспоминать!

Волна раздражения переросла в ярость и обожгла ум, дотла спалив так бережно взращенную медитацию. Я злобно оглянулся в направлении шума, готовясь растоптать и разметать досадную помеху, но «помех» было много. Слишком много.

Во вспышках огня и облачках пара метались редкие фигурки элементалей, за которыми с улюлюканьем гонялись двуногих. Никогда не видел столько их сразу. Мобов на всех не хватало, и толпа буквально перепахивала плато, паля по площадям и разбивая в щебенку все крупные камни.

Да уж… Как меня угораздило стать столь популярным в человеческом мире? Мертвецы здесь необычно болтливы, и новость о чудесном явлении Черного Кроля наверняка облетела весь город.

Я лежал в естественном углублении на самом краю обрыва и только поэтому меня еще не заметили. Надо было валить отсюда сразу после боя, но всплывшие воспоминания оказались слишком важны. Разберусь с ними чуть позже, а пока лучше с достоинством отступить в джунгли, спустившись к слезливым косулям и прожорливым ящерам. Спрячусь, обрасту плесенью и выращу на себе мох и лишайник. Никого не трогая, буду мирно медитировать и вспоминать, как дошел до жизни такой.