Александр Чубарьян - Рассказы

Но телефон Мажора действительно включен.

И я звоню оператору своей сети.

За что мне нравится мой провайдер — за то, что я могу позвонить оператору, загрузить его тупыми вопросами и ни копейки за это не заплатить.

— … добрый вечер.

Приятный голос. Я тащусь.

— Здрасьте. Вы мне скажите, вот у меня такая проблема… — начинаю я говорить в гробовой тишине. Пацаны слушают меня, улыбаются, но молчат. — …я звоню на телефон, хозяин которого находится со мной в одной комнате. А мне говорят, что телефон отключен, либо вне сети. У него включен телефон.

— …

Что говорит девушка-оператор, я не слышу, потому что пацаны дружно начинают ржать, а Мул с готовым бурбулятором подходит ко мне и кричит в ухо:

— Скажи ей еще, что ты пятнадцать минут назад накурился в драбадан!..

Малой подносит к ямке с анашой зажженую спичку, а я отхожу в сторону, чтобы оператор не услышала хохот пацанов.

Хотя она все равно все слышит. И слова Мула она слышала.

— Простите, что вы говорили? — спрашиваю я, еле сдерживая позывы смеха. Меня прет, а в голове вертится почему-то одна мысль: не сломать бы по накурке флип от телефона.

— Где вы находитесь? — терпеливо переспрашивает оператор.

— Здесь. — говорю я и смеюсь в микрофон.

— Где, конкретнее? — спрашивает оператор.

Господи, откуда у них столько терпения?

— Да вот, в доме… — я убираю в сторону трубку и хохочу во все горло.

И пацаны вторят мне.

— Я не могу дозвониться, вы понимаете? — отдышавшись, я опять начинаю ездить девушке по ушам. — Мы находимся в одной комнате и я не могу дозвониться.

— А нахрена ты звонишь человеку, если ты находишься с ним в одной комнате?

Она что, оборзела?! Что она себе позволяет?!

Стоп! Это не она! Это Мул. Он протягивает мне бурбулятор и интересуется еще раз:

— Нахрен ты ему звонишь? Ты что, обкурился?

И тут новая мысль приходит мне в голову — раскочегаренное анашой сознание рисует у меня в мозгах картину, как оператор нажимает какие-то кнопки и мой телефон оказывается заблокированным. Навечно.

Из-за глупых приколов.

Я чутко прислушиваюсь к динамику телефона — на том конце тишина. Оператор ждет, когда я скажу еще что-нибудь.

Или звонит в ФСБ… мол, наркотики, все дела… запеленгуют..

Нет! Бред!

— Извините… — проговариваю я в трубку сквозь смех и захлопываю флип.

Хватаю бурбулятор и присасываюсь к дырке.

Чтобы кайф был на все сто!

…

Мы в игровухе. Контр-Страйк, вечно неработающие наушники и неясные блики на экранах мониторов… Стреляют в меня, я тоже, кажется, стреляю… в кого-то…

Полутемный бар. Пиво, сигареты, девки. Кто-то сидит у меня на коленях и ерзает… не помню…

Куба, капающий себе в глаза «Нафтизин»…

Мул, сыпящий под нижнюю губу нацвай…

Машина, мы едем… Куда — не знаю. Зачем — не знаю. Меня тошнит. Видно, много пива. Чьи-то тонкие пальцы лезут мне за пазуху, слегка поцарапывая длинными ногтями грудь. Женские духи прочно обосновались в ноздрях, в моих руках упругая грудь… не помню…

И темнота…

Кто-то сказал, что счастье нельзя построить даже на одной слезинке ребенка. А если ребенок сам его себе строит? Для себя. Веря в те слова, которые ему когда-то сказали: «Если будешь счастлив ты, то будут счастливы те, кто тебя окружают». Он хотел быть счастливым. Он готов был плакать долго-долго, лишь бы стать им и сделать счастливыми других. Потом пропало это желание, еще позже он понял, что счастья нет, что бы там не пел Грув. Надо просто жить. И он жил. Наплевав на всё. С одной лишь надеждой — что завтрашний день не окажется хуже, чем сегодняшний. Хотя бы не хуже.

Утро врывается в мой сон протяжным звуком будильника.

Времени мало — за полчаса я должен успеть умыться, одеться, позавтракать и добежать до работы. Мне нехорошо, но еще больше меня начинает мутить, когда я вижу тело, лежащее со мной рядом в одной постели. Засаленые волосы, оплывшая косметика на некрасивом лице, начинающая дряблеть кожа… Она спит и во сне чему-то улыбается. Я пытаюсь вспомнить, где я ее подобрал. В «Шалмане»? В игровухе? Черт, не помню. Вообще не помню вчерашний день. У меня не похмелье, я еще, кажется, до сих пор пьяный. Что? Куда? Кто?

— Эй… — тормошу я девку и чувствую, как к горлу подкатывает комок тошноты.

Девка чего-то бурчит и переворачивается на другой бок, при этом простыня, которой она накрыта, спадает и я вижу ее всю. Она голая, но ее вид меня не возбуждает, а совсем наоборот, вызывает отвращение.

— Слышь, эй… как тебя… вставай!

— … - бурчит девка, не поворачиваясь ко мне.

— Чего? — переспрашиваю я, не расслышав ее бормотанья.

— Зачем?

— Мне на работу пора. — говорю я. Голова уже трещит по швам. Не надо было пить пиво. Впрочем, с утра всегда понимаешь, что не надо было делать вчера вечером.

— Иди. Я еще посплю. — заявляет девка и поправляет простыню.

Решение возникает мгновенно — в нем совместились как усталость и лень, чтобы спорить, так и желание выместить на ком-нибудь зло.

Я встаю, иду в ванную и умываюсь. Торопливо, потому что я уже потерял много времени. Кофе пить некогда — пью большими жадными глотками воду из чайника, прямо из носика. Пока пью — хорошо, но лишь только ставлю чайник обратно, меня опять начинает мутить.

Кое-как напяливаю на себя штаны, рубашку, замечая, что по всей комнате разбросаны женские вещи — юбка, майка, трусы.

Одевшись, кидаю взгляд на квартиру — вроде ничего не забыл. Смотрю на часы — у меня в запасе восемь минут. Подхожу к кровати.

Девка безмятежно спит и опять улыбается. Интересно, что ей снится? Наверное, какой-нибудь амбал с полуметровым членом и тугим кошельком. Таких больше ничего не интересует, только деньги и секс… точнее, бабки и траханье. И всё. И никакой романтики.

Медленно провожу ладонью по обнаженному плечу и девка томно вздыхает во сне. Наверное, ей снится, что ее сейчас трахнут.

Быдло.

Я резко хватаю ее за волосы и дергаю на себя, стараясь причинить ей боль. Я не маньяк. Просто когда она будет в шоке, не будет никакого скандала, да и вообще, не будет никаких проблем. Страх действует на людей гораздо действеннее, чем уговоры и объяснения.

Девка вскрикивает и падает на пол. Пока она сидит и очумело озирается, я ногой швыряю ей с пола трусы.

— У тебя есть тридцать секунд, чтобы одеться и исчезнуть. — говорю я, доставая из кармана сигареты. Вообще-то, мой организм против курения в таком состоянии, но уж очень хочется затянуться. — Давай, шевелись!