Юлиус Эвола - Империя Солнца

Речь идёт о том, чтобы перейти от анализа явления «национализма» к анализу концепции «империализма», и, кроме того, определения отношений между первым и вторым. Эта дальнейшая задача по сравнению с предыдущим анализом представляет собой большую трудность. Действительно, «нация», будучи новым словом для соответственного нового явления, понималась, в этой связи, без особого труда, и речь шла только о том, чтобы понять это явление в его функции согласно исторически более полной и более соответствующей реальности точке зрения. Напротив, понятие «империя» отсылает к тому, что принадлежит к идеальному миру; оно весьма отличается от современного использования этого слова, откуда вполне понятно сильное непонимание и путаница среди большой части тех, кто сегодня восстанавливает вышеописанную идею.

Мы продемонстрировали, что национализма на самом деле два: один — явление упадка, ибо выражает регрессию индивидуального в коллективе («нации»), интеллектуальности в жизненности (пафос и «душа» расы). Другой является положительным явлением, потому что он, напротив, выражает реакцию против форм ещё более обширной коллективизации, которые могут быть, например, интернационально–пролетарскими или же подразумевать чисто практическую стандартизацию на экономически–социальной основе (Америка).

Первый (демагогический национализм) ставит перед собой целью разрушение в индивидах собственного и специфического качества ради «национальных» качеств. Во втором (аристократическом национализме) речь идёт о том, чтобы поднять индивидов с низшего состояния, в котором один равен другому: дифференцировать одного от другого до такой степени, где будет видна определённая раса или нация, что выражает ценность и высшее достоинство по отношению к чувству равенства (идеи равенства и братства, коммунистическое «человечество»).

Если развивается такой процесс, в силу которого у национализма есть смысл положительного явления, он, таким образом, возвращает нам смысл разницы и иерархии: индивиды, повторно становясь сами собой, уходят с материального плана, где не может быть истинного различия, на план интеллектуальности, в котором они участвуют в чём–то неиндивидуальном, но не суб–индивидуальном (коллективизм), а, напротив, надындивидуальном : они участвуют в универсальности. И тогда на смену национализму приходит империализм, в анонимности великой реальности — более великой, чем человеческая. Всякий истинный империализм универсален и является положительным преодолением националистической стадии.

Давайте проясним это положение. Возможно, основная мысль может показаться малоподготовленному читателю логической тонкостью: это оппозиция между коллективизмом и универсализмом. Соединение различных вещей до смеси, в которой они теряют собственный характер и всякую автономию как безликая масса или единообразие «типа», — это коллективизм. Новое восхождение от множества различных вещей к их началу, одновременно предшествующему и высшему, к их дифференциации, уникально данной в их чувственной реальности, —это универсализм. Там — упразднение различий; здесь — интеграция различий. Универсальность — это чисто духовная реальность: она достигается при восхождении с некоторой «аскезой» от чувственности или страстности — господства партикуляризма — к чистой интеллектуальности и, в общем, до бескорыстной формы деятельности. Она, однако, настолько мало отрицает индивидуальную реальность, насколько физический закон отрицает особый характер весьма различных явлений, которые могут иметь в нём общее начало.

Мы сформулировали эти идеи в абстрактной форме, чтобы сохранить их наиболее общее значение. Но мы сразу же можем перейти к практическим последствиям некоторой важности, желая показать различия между коллективизмом и универсализмом. Некоторые узкие формы национализма тенденциозно путают одну вещь с другой. Таким образом, они распространяют законную реакцию против попыток интернационализации и разрушения этнических различий (эта реакция законна, потому что направлена против тенденций коллективистской уравниловки) на вещи, которые, напротив, имеют значение универсальности и требуют свободы индивидуумов в коллективистском и доинтеллектуальном аспекте самого национализма. В этом отношении Ж. Бенда [23] [23] Жюльен Бенда (1867–1956) — консервативный французский философ и писатель. — прим. перев. в своей работе Trahison des clercs [24] [24] Измена учёных (франц.) — прим. перев. сделал зачастую очень справедливые замечания. Мы сами в уже цитированной статье обличили странную претензию некоторых крайних националистов, желающих национальной науки, национальной философии, национального искусства и даже национальной религии.

Желать всего этого означает не принимать в расчёт присутствующие в этих проявлениях духа универсальные возможности: то есть ограничивать их, перемещая с их собственного плана на низший, то есть этнический, а не духовный или интеллектуальный. Можно определить дилемму, говоря, что «национальная наука» не является наукой в той мере, насколько она «национальна»; и в то же время она настолько является «наукой», насколько не является просто национальной. Далее, если хотят указать на факт того, что данная наука культивировалась в особенной степени у данной нации, а не на объективные научные результаты (которые обладают «научной» ценностью в той мере, в которой они представляют собой ценность независимо от людей), то останавливаются на единственном эпизодическом и биографическом аспекте — аспекте совершенно эмпирическом, который при рассмотрении высшего характера никто не имеет права навязывать. Факт того, что данный учёный не из «нашей» страны, не делает более ошибочными и менее приемлемыми его результаты, если они точны; и, напротив, факт того, что он из «нашей» страны, не делает его результаты более истинными и приемлемыми, если они ложны. Если отвергнуть очевидность такого рассмотрения при их применении к науке непросто, то многие, напротив, верят в возможность этого, когда речь идёт о других областях, —например, о философии, об искусстве, о сверхчувственном. Они должны понять одну вещь: для них всё, что выше материи (науки), кажется нереальным, и они ещё неспособны подняться до объективной, надындивидуальной точки зрения.

Разобравшись с этим, становится понятно, что империализм является таковым, если он господствует в силу универсальных ценностей, в которых определённая нация или народ переходит на новый уровень посредством возможности самопреодоления. Это прямо противоположно «морали» т. н. «священного эгоизма» нации. Без «смерти и становления» никакая нация не может стремиться к реальной и законной имперской миссии. Нельзя оставаться закрытыми в национальных чертах, чтобы на их основе господствовать над миром или просто другой страной. Если империалистические попытки современности сорвались или привели к упадку наций, совершивших их (последний пример—Центральные державы), то причиной тому является как раз это противоречие стремления одновременно к «нации» и к «империи», отсутствие основы истинной универсальности.