Юлиус Эвола - Традиция и Европа

Пожалуй, ничто иное, чем знак свастики, не может сегодня лучше указывать на этот внутренний путь — а именно, на путь способствования подъёму новых, глубоких внутренних сил Германии с вершины северной традиции. В индоарийской свастике уже содержится хорошее предзнаменование. Свастика фактически раскладывается как монограмма, составленная из букв, образующих формулу пожелания счастья su–asti , равнозначную латинской bene est или quod bonum faustumque sit — «Что есть хорошего и счастливого, да будет!». Лучшего символа нельзя было бы и найти, чтобы выразить уверенность в возрождении и значимость воли одной из великих рас–наследниц изначального гиперборейского властелина вопреки силам тьмы, которые намеревались было её одолеть.

Das Hakenkreuz als polares Symbol //Hochsсhule und Ausland, 1934/35

Для каждой великой «традиционной» культурной формы было характерно наличие существ, которые при помощи своей «божественности», т. е. свойственного от природы или приобретённого превосходства над человеческими и природными обстоятельствами, были способны представлять живое и действенное присутствие метафизического принципа в лоне земного, преходящего порядка. Такому типу соответствовал, в более глубоком смысле этимологии слова и согласно первоначальной ценности его функции, первосвященник, Pontifex , «строитель мостов» или «строитель дорог» между естественным и сверхъестественным. Далее, Pontifex традиционно идентифицировался как король, Rex , в соответствии с господствующим понятием королевской божественности и священнической королевской власти . [36] [36] Ср. у Сервия, «Комментарий к Энеиде», III, 268: «Таков обычай древних, чтобы царь был также жрецом и понтификом». То же самое можно сказать, как известно, и о древнескандинавских племенах. «Божественные» короли воплощали в устойчивом состоянии жизнь, находящуюся «по ту сторону жизни». При помощи их наличия было возможно их «понтификальное» посредничество; при помощи вверенных их власти ритуалов и учреждений, авторами или опорами которых они были, излучая духовные влияния на мир людей, пронизывавшие их мысли, намерения и действия, они образовывали защитный вал от тёмных сил низшей природы; придавали всей жизни порядок, позволявший ей служить плодотворной основой для реализации чего–то высшего; и вследствие этого создавали общие предпосылки для «процветания», «общего блага» и «счастья».

Основой власти королей и властителей, тем, за что их почитали, боялись и прославляли, в античной системе мира по сути являлось их священное и сверхчеловеческое качество, понимаемое не как пустой оборот речи, а как реальность . Как чувствовали невидимое как предшествующий и высший принцип по отношению к видимому и преходящему, так в соответствии с этим непосредственно властителю такой природы присуждали первенство среди других и естественное и абсолютное право. То, что отсутствует у всех традиционных культур и станет только характеристикой следующего и уже нисходящего периода, — это светская, мирская, чисто политическая идея королевской власти , и поэтому также идея первенства, основанная на силе и честолюбии, на таких естественных и светских качествах, как интеллект, сила, мастерство, мужество, мудрость, забота о всеобщем материальном благе и так далее. Ещё более чуждой традиции является идея, что власть, которой правит король, дана ему извне; что его законы и авторитет являются выражением народного сознания и подчиняются его одобрению. Наоборот, в корне каждой земной власти находится духовный авторитет, словно «божественное существо в человеческом облике» . [37] [37] В «Законах Ману» (VII, 8) царя называют «великим божеством в человеческом образе». Египетский фараон считался манифестацией Ра и Гора. Цари Альбы и Рима персонифицировали Юпитера, древнесеверных Одина и Тиу, ассирийского Баала, иранского бога света, и так далее. Идея божественного или небесного — как увидим, прежде всего, солнечного — происхождения присуща всем древним царским традициям. Basileis ieroi : [38] [38] «Священные цари» (др.–греч.), выражение Пиндара — прим. перев. король — больше, чем человек, святое космическое существо — располагает трансцендентной силой, дистанцирующей его от простых смертных, так как она даёт ему способность даровать своим подданным вещи, лежащие за пределами человеческой досягаемости, и позволяет ему реализовывать традиционные ритуальные действия, на что он, как мы говорили, обладает привилегией —по этому узнавали членов истинного «правления» и сверхъестественные опоры всей традиционной жизни. [39] [39] Наоборот, царь в Греции и Риме не мог больше быть таковым, если он оказывался недостойным должности жреца, из–за которой он и был rex sacrorum — первый и наивысший исполнитель ритуалов для той сущности, земным представителем (Temporalfall) которой он одновременно был. Поэтому королевская власть господствовала и считалась естественной . Материальная власть не была необходимой. Она действовала в первую очередь и непреодолимо духом. «Сан Бога на земле является великолепным», говорится в одном арийском тексте, «но недостойным его сложно достигнуть: достоин быть царём лишь тот, разум которого поднимается до такой высоты».

В традиции сути королевской божественности соответствовал солнечный символ . Королю присуждали ту же «славу», которая принадлежит солнцу и свету — символам более высокой природы, когда они каждое утро торжествуют над мраком. «Как царь поднимается Гор (солнце) по трону живущих вверх , как и его отец Ра, каждый день»; «я определил, что ты поднимаешься как царь юга и севера на троне Гора, похоже на солнце, вечно» — таковы выражения, относящиеся к древнеегипетской власти фараонов. Они, впрочем, в точности совпадают с иранскими, где о царе говорится, что он происходит «из того же самого рода, что и боги», он «имеет тот же трон, что и Митра, он поднимается с солнцем», и где он называется particeps siderum , «господин мира, благо людей, вечный человек, победитель, который поднимается с солнцем».

Эта солнечная «слава» или «победа», определявшая королевскую природу и её право на господство, не ограничивалась, впрочем, чистым символом, а идентифицировала себя как реальную и созидательную силу — как и носитель королевского сана рассматривался как обладающей таковой. В Древнем Египте фараон назывался также «борющийся Гор» — hor âhâ , чтобы обозначить этот характер победы или славы воплощённого в фараоне солнечного принципа: фараон в Египте не только был «божественного происхождения», но также и «действовал» как таковой и периодически свидетельствовал об этом ритуалами, которые представляли как раз победу бога солнца Гора над Тифоном–Сетом, демоном низшей сферы. Впрочем, таким ритуалам приписывали власть притягивать «силу» и «жизнь», которые «охватывали» способности короля на сверхъестественном пути. Но идеограмма uas , «сила», которая является скипетром, который несут боги и цари, — это идеограмма, в более древних текстах соответствующая другому скипетру в форме зубцов, в котором можно узнать зигзаг молнии. Таким образом, царская «сила» проявляется как манифестация небесной силы молнии; и объединение знаков «жизненной силы», вnshыs , образует слово, которое обозначает также «пламенное молоко» (Flammenmilch), которым питаются бессмертные, со своей стороны связанное с uraeus , божественным огнём , который то пробуждает жизнь, то уничтожает её, и символ которого окружает голову египетского фараона. Различные элементы сходятся исключительно в идее власти (или флюида) «неземной природы» — sa , — который освящает победоносную солнечную природу фараона, свидетельствует о ней, и «переходит» от одного фараона к другому, что составляет sotpu — непрерывную «золотую» цепь «рода фараонов», предназначенного для правления [40] [40] Одним из имён египетских фараонов было «Гор, сделанный из золота», где золото обозначает «солнечный» флюид, из которого возникает «нетленное тел» бессмертных: приравниваются друг к другу вышеупомянутые «пламенное молоко» и «сила молнии» — они черпают свою силу в солнечном пламени и относятся к королю. Весьма интересно указание, что слава фигурирует в христианском традиции как свойство Бога — gloria in excelsis deo — и что согласно мистической теологии в «славе» осуществляется видение «блаженства». Христианская иконография обычно развёртывает её как ореол вокруг головы святых, что воспроизводит смысл египетского uraeus фараонов и лучевой короны иранской и римской царской власти. .