Юлиус Эвола - Традиция и Европа

Древнеарийский взгляд в своей основе является иным, и он позволяет ответить на вышеприведённое возражение. Согласно этому взгляду, рождение не является ни естественной случайностью, ни судьбой, предрешённой Богом. Но не только это: верность своей природе означает здесь не пассивность, а осознание глубинной связи нашей сущности с трансцендентальным и сверхъестественным, дающее возможность действовать «освобождённо».

Это указание позволяет нам идти далее в вопросе связи этого учения с концепцией реинкарнации. Концепция реинкарнации — это или чуждый, тесно связанный с неарийскими, определёнными феминистско–теллурическими по своей сути культурными кругами взгляд, или же это следствие недоразумения и искажения традиционного учения, которое можно наблюдать в современных теософских кругах. Для обсуждаемой здесь проблемы важно только то, что человек является обусловленным временем и пространством проявлением принципа, существовавшего до его рождения и, конечно же, также и до зачатия, и этот принцип находится в причинно–следственной связи с этим человеческим проявлением.

Вместе с тем описанную область определенно нелегко исследовать. Обусловленные нашим земным существованием проявления находят в ней только очень незначительную применимость. Так, например, все понятия времени относятся только к человеческому существованию, поэтому в строгом смысле даже не следует говорить о пред существовании. Также и о причинности можно говорить здесь только в очень особом смысле. Принцип, определяющий человеческое проявление, является тем же самым «Я», и всё же не является им; это не простое, обусловленное телом «Я», хотя оно как бы смешивается с ним или кажется переплётенным, и существует перед жизнью определённого человека, так же, как во время и по ту сторону этой жизни, так как приставку «пред–» здесь нужно понимать не во временном смысле. Поэтому вместо логических понятий обойдёмся лучше аналогиями. Любое изложение традиционного учения по своему существу является символическим, даже если оно, как кажется непосвящённым, носит рациональный характер.

Для разъяснения занимающей нас идеи целесообразно говорить о двойной наследственности. То, что временно, нетрансцендентно, присуще индивиду, является наследием родителей, рода, расы, определённой культуры и т. д., таким образом, это примерно всё то, что обычно понимается под «наследственностью». Однако всем этим далеко не исчерпывается духовная реальность индивида, как учат материализм и историцизм. Исторически–биологическая наследственность собирает и упорядочивает в живом существе силы и предрасположенности, которые избираются и принимаются только тогда, когда благодаря им может аналогичным образом выразиться трансцендентная наследственность. В этом случае встречаются и сливаются два наследственных признака — один земной, исторический, естественнонаучно фиксируемый, и другой — трансцендентный, и таким образом человек становится из чисто биологического существа символом . Соединение обоих компонентов происходит при помощи события, соответствующего в древнеарийских преданиях различным символам, но которое не может быть здесь предметом более пристального рассмотрения. При этом в основе речь идёт об избирательном сродстве. Поэтому не стоит говорить, например, что субъект является женщиной или мужчиной, потому что они родились такими случайно или по воле Бога, — наоборот, они родились такими, так как уже были «женщиной» или «мужчиной». При помощи аналогии можно в этой связи сказать о трансцендентальной склонности или действии, которое мы при отсутствии соответствующих понятий в состоянии предчувствовать только на основании его видимых и воспринимаемых последствий. Так в какой–то мере пересекаются горизонтальная и вертикальная линии земных и неземных наследственных признаков. Согласно рассматриваемому учению, в точке пересечения происходит рождение и, соответственно, зачатие нового существа, его воплощение.

То, что подходит для полов, само собой разумеется, подходит также и для расы, касты, народности и т. п. Раса и каста, прежде чем они проявятся при помощи человеческого рождения и станут земной судьбой, уже существуют в духе. Разнородность «наверху» имеет своё происхождение — то, что открывается на земле, является только отражением и символом. Кем человек станет на основании своей фундаментальной природы или захочет быть согласно собственному трансцендентному решению, тем он и является. Это находится в центре индоарийского учения о карме , которое было известно также классической античности; Плотин, например, говорит следующее (III, III, 17): «Общий план един; но он делится на неравные части, так что в целом они находятся в разных местах; и души, таким же образом неравные, обретают существование в разных местах, соответствующим их собственным различиям. Итак, везде мы видим подобное согласие, а различие соответствует неравенству душ». Говоря одним словом, не рождение определяет природу, а, наоборот, природа — рождение.

Из этого учения на арийском Востоке появилось идея каст как наивысшая степень расовой идеи, её логическое и метафизическое оправдание. На нём основывается понятие так называемой дхармы , которое можно охарактеризовать, например, следующим образом: по отношению к нам самим мы стоим как бы перед математическим уравнением, в котором нам дан только один член; т. е. известно только определённое человеческое проявление и его исторически–биологические наследственные признаки. Какому предродовому соответствию вы принадлежите, какой сути и какой воли она является следствием и выражением, мы можем узнать не непосредственно, а только опосредованно, угадать при помощи индукции и аналогии, исследуя их «следствия» и доходя до их причины. Отсюда последний смысл заповеди Аполлона: «Познай самого себя», что эквивалентно «Стань самим собой». Из смутного, но уверенного чувства, что рождение не является случайностью, что мы здесь потому, потому что хотели этого, выводится принцип быть верным собственной природе, действовать согласно собственной природе, развивать и совершенствовать её. Дхарма требует в особенности также верности собственной крови, собственной касте, собственной расе тела и духа и борьбе со всяким смешением, искажением и беспорядком. В этом смысле говорится: «Исполнением собственной природы — дхармы — какова бы она ни была, достигают божественного; кто вместо этого обменивает собственную природу на природу другого, обрекает себя на ад». Несомненно, многое может быть «сконструировано»; всегда остается определённая свобода действий по собственному произволу, если ограничиваться абстрактным человеческим индивидуумом, потерявшем всякое воспоминание об этом «предсуществовании» и предназначенном для того, чтобы оставить после себя тень при распаде своей основы, т. е. только психически–органического, обусловленного телом единства.