Виксар - Мечта обретённая

Эта мысль Монаху понравилась. Он подержал её ещё немного, представляя со всех сторон, и, отпустив, задумался уже о том, что стоит сделать перерыв. Чего бы он сегодня хотел? Пожалуй, всё-таки гулять. Сделав несколько плавных, как из танца, движений, он оценил готовность тела и удовлетворённо кивнул: гулять.

Дорогу домой он сумел бы найти из любой точки этого края — за предоставленное в безраздельное пользование время он успел обойти его весь с несколько десятков раз. Если нравится ходить, то почему бы и нет? Хотя путь из восточных лесов явно оказался бы гораздо более долгим, чем могло быть: они ему нравились меньше, чем горные утёсы и побережье океана, и там он бывал не в пример реже. Честно попытался изучить, в некоторой степени преуспел, но оставил. Всему своё время.

Маршрутов Монах не признавал. Он шёл туда, куда вели ноги, не размышляя, куда ему стоило бы пойти, — всё равно знал заранее, куда придёт. Просто-напросто выучил, какой путь куда приводит.

Иногда в дороге хорошо думалось. Иногда хорошо смотрелось. Почему так, Монах не знал; на его взгляд, у него всегда было одно и то же настроение. Он считал это настроением жить. Другие Мечтатели, кто знал его достаточно хорошо, соглашались. Некоторые даже пытались научиться этому, и Монах охотно помогал: ему было интересно, что в итоге получится. К сожалению, у них ничего не выходило. Как сказал один из экспериментаторов, вера Монаха принципиально непознаваема для всех, кроме него самого. Он сам, тогда лишь улыбнувшийся, позже задумался над вопросом: применимо ли к нему понятие веры? Несмотря на прозвище, он уделял в своих мыслях мало внимания всему связанному с религией. Во-первых, вокруг было достаточно интересного, чтобы отложить это на потом, а во-вторых… конечно же — всему своё время. Все там будем и сами всё увидим.

В вечную жизнь он не верил. Изредка думал о ней, но и только. Раз он как-то попал сюда, значит, как-то отсюда уйдёт, тем или иным способом. Желания уйти как можно скорее он в себе не ощущал ни в коей мере, а потому — просто жил.

Время от времени на горизонте, чаще всего на возвышенностях, показывались Дворцы — те, что не были скрыты пологом невидимости. Для каждого из них у Монаха давно имелось своё название, которыми они обозначались в его размышлениях. Хотя смог бы он так же легко, как перебирал в уме их, вспомнить имена их хозяев, ещё вопрос… Именами оперировать было сложнее, чем названиями. В том числе потому, что зрительные образы, привязанные к названиям, были гораздо стабильнее.

Именами…

Монах улыбнулся. Имя, которое первым вспоминалось ему вот уже много дней, — Маркус. Удивительный человек, имевший удивительные возможности. Он рассказал столько интересных Монаху вещей, сколько обычно он слышал, пожалуй, от целого десятка новопришедших Одиночек. Те любили говорить обо всём, что оставили в старом мире, и гораздо меньше — о самих себе, хотя именно это интересовало его в первую очередь. Смешно: спустя какое-то время, вникнув в суть отношений между Одиночками, они становились в разы более замкнутыми, но при этом по их действиям и творениям Монах «читал» намного больше, чем они сами могли бы о себе рассказать.

Маркус был другим. О старом мире он не обмолвился ни разу: всё, что он имел, он потерял уже здесь. Это было в новинку. Но совершенно затянули Монаха истории о других Мечтателях, таких, как Маркус, — Правителях. Они мыслили по-другому, говорили по-другому, а уж делали… Воспоминания о том коротком разговоре были для Монаха чем-то вроде сокровищницы: время от времени он отвлекался от мыслей об окружающем и лез в неё, чтобы выбрать на ощупь и достать какую-нибудь драгоценность, а потом разглядывать её на свету, восторгаясь мастерством изготовителя. Долго, очень долго… Но не до конца. Чтобы она, когда попадётся в следующий раз, не показалась неинтересной и изученной вдоль и поперёк.

Потерять что-либо из своей сокровищницы Монах не боялся: в первый же вечер он устроил ревизию памяти, разобрав каждую эмоцию и заботливо пронумеровав каждую мысль, являющуюся составной частью какого-нибудь воспоминания. Вечность приучает к бережливости: чтобы вещи служили как можно дольше, за ними нужно следить.

Вновь задумавшись, Монах вернулся в реальность от ощущения дыхания интуиции. Она звала его не так уж часто, но если звала, то всегда приводила к чему-то стоящему. В эти моменты Монах благословлял свой образ мышления: ясные и понятные мысли не мешали шестому чувству, а наоборот, ощутимо облегчали поиск нужного направления.

Направление это, кстати говоря, сейчас совпадало с тем, куда шёл Монах. Найдя ориентиры, он переместился на несколько километров западнее, к дому одного из тех, кого считал друзьями.

Мику было чуть меньше ста лет. Сколько точно, Монах не знал; просто как-то раз Мик позвал его на празднование своего дня Рождения, объяснив это круглой датой, пятидесятилетним юбилеем. И случилось это около пятидесяти лет назад. Ну, если ничего не изменилось, а именно — отношение к юбилеям и Монаху, то и празднование ста лет они не пропустят.

Среди Одиночек Мик выделялся уникальным статусом: он имел пару, девушку, которую любил и которая любила его. Это было здесь большой редкостью, большинство если и решали завести устойчивые отношения, то разрывали их в срок от нескольких дней до полугода. Мик же не так давно по секрету обмолвился, что они с Линой вместе целых десять лет. По секрету — потому, что другие этого, скорее всего, не поняли бы. Монах искренне порадовался за друга, признав этот факт достойным восхищения.

На стук в дверь большого, трёхэтажного дома никто не ответил. Это могло значить только одно: хозяина здесь нет. Жилища Одиночек традиционно не предусматривали для гостей возможность остаться незамеченными, равно как и быть замеченными, если этого не хотели хозяева. Где может находиться Мик, Монах знал. Но туда так просто не попадёшь… И неизвестно, нужно ли попадать. Хотя нет, интуиция утверждала, что нужно. Ладно, доверимся.

Перед тем как снова переместиться, Монах задержался — бросил взгляд на располагавшиеся с боковой стороны дома клумбы. Увлечение садоводством когда-то и свело их с Миком, но в отсутствие последнего трогать растения не стоило.

Оказавшись на покрытом густой травой склоне холма, Монах сел в привычную позу и стал ждать. Предчувствие не обмануло: друг был не занят, — но причиной отменять ритуал, возникший едва ли не одновременно с этим местом, это, конечно, не являлось. Уже через несколько минут Монаха заметили и сделали знак рукой: подходи.

Домик, на крыльце которого сидел Мик, нависал над маленькой речушкой, протянувшись с одного берега на другой, едва ли в метре от бегущей воды. Каждая сторона имела своё крыльцо — но вот окна выходили только на середину. Место их встреч. В создании которого участвовали оба, ища компромиссы между вкусами друг друга.