Виксар - Мечта обретённая

— Общие темы, интересные обоим, — дополнил Карс.

— И это тоже. Если не все условия выполнены, человек может отказаться от разговора, так?

— Ага.

— Хорошо. Теперь другая ситуация: одному человеку нужно от другого что-то помимо общения.

Карс подмигнул:

— Да, такое часто случается. Что, и ты, наконец, этой темой загрузился?

— Мы про абстракции говорим, — покачал головой Монах. — Я пытаюсь проследить основы взаимоотношений. Смотри шире.

— Ну, ладно, ладно, — гость махнул рукой.

— Если человеку нужно что-то дополнительно, другой, во-первых, имеет право отказаться предоставлять ему это, во-вторых, решает сам, предоставлять даром или потребовать что-то взамен.

— Конечно, как же иначе.

— Угу… И если просящего не устраивает встречное требование, он может пойти к кому-то другому. Так?

— Так, — Карс в несколько больших глотков осушил свою чашку, наполнил её заново движением кисти, словно приказывал невидимому официанту. — Только я не понимаю, к чему ты об этом. Не поделил что-то?

— Абстракции же, — напомнил Монах.

— Хм… Ладно, продолжай.

— Если отношения сложные и не сводятся к простейшим действиям, ответственность за промежуточные решения лежит на каждом человеке в отдельности и не подчиняется общим правилам.

— Правилам подчиняется всё, — слышать это от Карса было довольно забавно. — И не на одном человеке, а на всех. Обоих, в твоём случае.

— Я имею в виду, что в отношении каждого действия… каждого из двух людей, да, действует объективный подход. Нельзя сказать, что «я сделал то, потому что он сделал то из-за того, что я сделал то». Пока общие для всех непреложные правила не нарушаются, каждый сам несёт ответственность за своё общение. И сам выбирает в каждый конкретный момент времени, общаться с кем-то или нет.

— Примерно так. Хотя сразу видно, что ты понимаешь это с трудом.

— Вот за этим мне и нужен ты, — устало улыбнулся Монах.

— Куда ж без меня, — легко согласился Карс.

— Подожди, я же не закончил.

— Ну, заканчивай тогда.

— Если нарушаются общие правила, сообщество считает себя вправе отвечать агрессией на агрессию. И конфликт выносится на его разбирательство.

— Это в самом крайнем случае.

— Но всё-таки.

— Да, так.

— А теперь главный вопрос, — Монах вдруг понял, что нервничает, произнося вслух не дававшие ему покоя мысли. — Чем это отличается от отношений между человеком и государством? Государство точно так же ставит условия, как и когда с ним можно выходить на контакт. Оно так же выбирает, что давать сразу, а за что брать плату. С ним можно порвать, как и с любым человеком, — сменить гражданство. И оно так же бережёт порядок. Наказывая тех, чьи действия не нравятся всему обществу. Разве что оно выступает одновременно и стороной конфликта, и судьёй. Разные его части выступают.

— А теперь подумай над тем, что сказал, — в голосе Карса отчётливо звучала насмешка. — Суть проблемы государства в том, что оно обезличено. Оно выступает различными частями, когда это нужно ему. И — представляет собой цельную систему, опять же когда это нужно ему.

— Но ведь в сообществе конфликт тоже разбирают несколько человек, — возразил Монах, — и это не означает, что они на чьей-то стороне. Они просто разбирают.

— Фокус в том, что отдельные люди могут сказать: «да, сегодня я ни на чьей стороне, только разбираю». И это действительно будет так. А государство всегда одно и то же. Хоть оно на сто частей разделится, и одна половина будет судить другую, — это всё равно останется одно государство. Это не люди, несущие ответственность за свои решения. Это обезличенная масса.

— Государство состоит из отдельных людей, — сделал последнюю попытку Монах. Карс пожал плечами:

— А толку с того? Гидра прикрывается масками. Понадобилось — поменяла одну на другую. Понадобилось — сменила десять. А сама осталась прежней.

— Понятно…

Монах замолчал, остановив взгляд на остатках чая в своей кружке.

— Это тебя после Маркуса пробило? — поинтересовался Карс, пользуясь случаем.

— Нет… не совсем. Мы с Миком недавно на похожую тему спорили.

— А, слышал, — Карс закивал. — Кажется, он на тебя обиделся.

— Не знаю, мы с ним в последнее время не общаемся. Плохо, если так, — Монах вздохнул.

— Конечно, плохо. Представляю, что ты ему наговорил, если сейчас у меня такие вещи спрашивал.

В убежище играла тихая, на грани слышимости, инструментальная музыка. В самом начале Ресд включил её для фона; ближе к середине процесса неоднократно порывался выключить, чтобы не действовала на напряжённые нервы. Сейчас — это был единственный более-менее подходящий для сосредоточения объект.

Когда он последний раз так пил, Ресд не помнил. И вовсе не знал, испытывал ли когда-нибудь то, что испытывал.

Разумеется, он мечтал вернуться в нормальное состояние, вновь надеть броню холодного безразличия ко всему происходящему вокруг. Изнутри чуть ржавую, в царапинах, оставленных последними бессонными ночами, но зато снаружи идеально ровную и блестящую — самое то, чтобы смотреть на себя посредством зеркал. Разумеется, во время подготовки к приёму алкоголя он знал, что будет хотеть именно этого: в конце концов, это было логично и предсказуемо. И, разумеется, надевать броню было нельзя — он снял её именно для того, чтобы разобраться с накопившимся под ней, со всем, что, пользуясь прикрытием, гнило, разрушало его изнутри. Разобраться на равных, эмоциями на эмоции.

Он не подозревал, что может испытывать столько эмоций одновременно…

Его буквально разрывало на куски. Привычного образа мыслей не существовало; маленькие стальные по цвету и плотности кубики, из которых обычно выстраивалась пирамида логической системы, исчезли, а их место заняли стеклянные звёзды с торчащими во все стороны острыми иглами. Только попробуешь поднять одну, найдёшь, как схватить не уколовшись, — и бах, в то же мгновение она взрывалась фейерверком, опаляя и ослепляя. С чувством вместо цвета: ярость, отчаяние, страх, презрение… Были ли звёзды «цвета» боли, Ресд не знал — она находилась везде.

Незавидна судьба проигравшего войну за мировосприятие, весь его выбор — из двух ролей, в какой форме принимать поражение. Либо он генерал своей армии, до конца отстаивавший перед штабом свой план действий. Разыгравший его как по нотам, отдавший последние приказы и приготовившийся уже к торжественному вхождению в стан противника, но… Увидевший вдруг, что план летит ко всем чертям. Что враг разворачивается, бьёт в упор и начинает контрнаступление, поддерживаемый неизвестно откуда взявшимися резервами. Справа, слева, отовсюду… Солдаты, поверившие было в тяжёлую — заслуженную! — победу, падают один за другим, и по их трупам враг идёт всё дальше и дальше, дотягиваясь даже туда, куда никогда раньше его не пускали. Штаб в шоковом оцепенении смотрит на так долго убеждавшего их генерала, который, как оказалось, сам не знал, что делает. Ведь не по злому умыслу он загнал все имеющиеся у него войска в эту ловушку? Особист качает головой: нет, не по злому. Ну, а тогда что с него взять, совесть будет его расплатой.