Сергей Извольский - Проект Данте. Седьмой круг

Совсем чуть-чуть приоткрыв глаза, начал наблюдать за толстым. А тот, уже закончив телефонный разговор, прислонился плечом к стене и смотрел в окно. И меня из виду не выпускает вроде, и тоже в мыслях витает. Может его в заложники взять? Вот только как — ноги у меня до сих пор связаны, а незаметно к нему вряд ли подобраться получиться.

— Андрей Семенович, — будто в ответ моим мыслям дверь приоткрылась и пролезла голова одно из охранителей тела.

— Принес? — оторвался от мыслей толстый.

— Э… — не понял сунувшийся.

— Н…й, — четко указал направление движения своему подчиненному толстый, и голова сразу исчезла.

Так, там еще двое точно под дверью стоят. И готовы на любой шорох сюда ворваться.

Я медленно-медленно выдохнул, пытаясь расслабиться — сам сейчас будто сжатая пружина. Еще раз выдохнул, постаравшись очистить голову от мыслей. И сразу же в памяти всплыло как я, будто между делом, вырубил одного из телохранителей. Открыв глаза, только сейчас сосредоточился на этом — ведь тогда даже и не заметил, но… как-то у меня это слишком легко и буднично получилось.

Прерывая мои мысли, раздался аккуратный стук, и дверь приоткрылась — тихо совсем, но я звук уловил.

— Андрей Семенович? — говорившего не видел, дверь за спиной, но кивок толстого заметил.

Быстрым шагом через комнату прошел молодой парень в строгом костюме и протянул хозяину аккуратную папку. После кивка парень так же быстро вышел из комнаты, а толстый пошел ко мне.

Да, оперативно работают — подумал я, начав перебирать еще горячие от принтера листы. Цветные фотографии, много. Судя по всему, оцифрованные со старых фото — стиль одежды немного смешной, лет десять назад так одевались.

На большинстве фотографий были молодые девушки и девчонки, школьницы. Были и взрослые, совсем разные люди. Совершенно разные моменты — пикник на природе, бассейн, пляжи, школа, просто девчонки на кровати валяются. Объединяло фотографии то, что почти везде была девочка светленькая изображена. И я догадываюсь, кто это.

На одной из фотографий я остановился. Большая, классная фотография. В смысле школьная, на которой целый класс изображен. Всматривался в лица долго, но наконец, кивнул, указывая на одну из девушек.

— Эта.

Толстый сделал шаг вперед, наклоняясь ко мне. Вот он, удобный случай — попробовать его вырубить, взять в заложники, а дальше… и что дальше?

— Эта точно на нас выбежала, а потом исчезла, когда замес начался. А вот эта вроде та, которая без одежды совсем сидела, — показал я еще на одну девчонку, — но не уверен, я ее мельком видел.

Оторвав глаза от фотографии, встретился с взглядом толстого. Глаза у него страшные надо сказать. Не в том смысле, что испуг от его взгляда, нет. Страшные тем, что как будто этот человек перегорел уже, и что от него ожидать в следующее мгновенье, неясно.

— Через несколько дней я вернусь, — кивнул мне собеседник, — и мы поговорим. Если соврал, пожалеешь.

— Проверьте меня на поли…

В пару слов обозначив то действо, которое я могу с полиграфом сделать, толстый вышел, оставив дверь кабинета открытой.

— Чтоб волос с головы не упал, — музыкой прозвучали для меня слова из коридора. — И пусть смотрят, чтобы руки на себя не наложил, — это тоже музыкой, но… печальной музыкой.

Комната была — образец спартанского убранства. Четыре стены, пол, потолок. Четыре кровати по углам. Без прикроватных тумбочек. В потолке решетка вентиляции.

Окна нет, зато виден проход в санузел. Прелесть какая, там и душ есть, судя по всему. Но везде камеры — во всех двух углах полусферы затемненного стекла. Еще и санузле такая же бородавкой висит.

— Ознакомься, — довольно грубо развернул меня конвоир и ткнул в бумажку на стене указующе. — Будешь нарушать, будешь наказан.

Я встал у стены, читая свод правил и распорядок дня, а конвоир в это время вышел из палаты, нет, камеры, и мягко закрыл дверь.

— Мда, забавно, — кивнул я сам себе, покачав головой.

Хотя ничего забавного не было — кормежка два раза в день, сон восемь часов, а все остальное — свободное время. Вот только чем бы его занять? Нарушать правила не хотелось — здесь такая контора, что наказать с них станется. Без соблюдения разных норм Женевской конвенции. Как раз напоминанием палец болел сильно, напоминая об экзекуции. И при воспоминаниях я непроизвольно от страха сжимался. Хоть и привык к боли в виртуальности, но здесь ощущения боли были настолько ярче, насколько были ярче краски мира в виртуальности.

Но оказалось, чем занять свободное время, предусмотрено — в углу у стены лежало несколько одинаковых томов книги «Преступление и наказание» Достоевского. Да, здесь точно люди с тонкой душевной организацией процесс налаживают. И своеобразным юмором.

Первые два дня ничего не происходило. Я периодически читал оказавшееся неожиданно интересным «Преступление и наказание», валялся на кровати, много думал, много вспоминал. Но только ад — о более далеком прошлом, а тем более о будущем думать себе запрещал — только душу бередить.

В середине третьего дня дверь неожиданно ближе к полудню — открылась. Странно — обычно в это время никто не приходит — подобрался я. Но пришли не ко мне — привели нового постояльца. Постоялицу, вернее — в сопровождении трех человек, двух охранников и одного доктора в белом халате, в камеру завели девушку. Одета она была, так же как и я в робу, напоминавшую униформу медбратьев — синие простые штаны, грубая рубаха с косым воротом и короткими рукавами. Из которых двумя спичками руки торчали. Да и сама девчонка худющая, одежда для нее явна большая, висит как на вешалке. Лишь мослы кое-где выпирают. И тоже босая, как и я.

— Здесь же этот? — удивленно спросил мужчина в белом халате, показывая на меня.

— У нас нет дискриминации по гендерным признакам, — усмехнулся один из охранников. — Да не волнуйтесь, — покачал он головой и показал на камеры по углам, — ничего здесь не случится.

Девушку подвели к одной из кроватей, на нее она и упала мешком. Краем глаза, делая вид, что смотрю в книгу, я осматривал новую постоялицу. Что вполне естественно — первая особо противоположного пола за несколько дней увиденная.

Впрочем, смотреть особо нечего было — кожа да кости. Девчонка исхудалая, осунувшаяся, как завалилась на койку, так и лежит, безжизненным взглядом в потолок глядя. Когда конвоиры с доктором вышли, я чуть повернулся на локте, продолжал за девушкой наблюдать, уже более демонстративно. Но она совершенно не обращала внимания.

Страшненькая. Нет, может быть, она и была когда-то симпатичной, но не особо. Спутанные светлые волосы, не очень правильной формы узкое лицо, слишком крупный нос. Только глаза огромные, как блюдца. Но даже они не яркие, серые. И еще у нее на левой щеке, спускаясь к шее, недавний шрам от ожога, будто кипятком плеснули.