Уильям Гибсон - Нейромант

С авиеток было демонтировано все вооружение, чтобы компенсировать вес оператора, прототипа деки и модуля с вирусной программой под названием «Крот-IX» — первого истинного вируса в истории кибернетики. Корто и его команда готовились к этому штурму три года. Они уже пробили лед, готовые ввести «Крот-IX», и тут заработали ЭМП. Русские импульсные пушки швырнули жокеев в электронный мрак; "Ночные крылья" потерпели системные сбои, вся полетная электроника выгорела начисто.

Затем включились лазеры, наводясь по инфракрасному излучению, выбивая хрупкие, прозрачные для радаров штурмовые самолетики, и Корто с его мертвым консольщиком упал с сибирского неба. Упал и продолжал падать…

На этом месте история имела пробелы, там, где Кейс просматривал документы, касающиеся перелета угнанного русского боевого вертолета, которому удалось добраться до Финляндии. Чтобы быть изрешеченным, сразу после посадки в еловой роще, огнем старинного двадцатимиллиметрового орудия, управляемого расчетом поднятых по утренней тревоге резервистов. "Кричащий кулак" закончился для Корто на окраинах Хельсинки, когда финские санитары выпиливали его из покореженного нутра вертолета. Война окончилась девятью днями позже, и Корто был отправлен в военный госпиталь в Юте, слепой, безногий и потерявший почти всю челюсть. Советнику из конгресса потребовалось одиннадцать месяцев, чтобы найти его там. Он слушал, как осушаются капельницы. В Вашингтоне и Маклине публичные суды были уже завершены. Пентагон и ЦРУ были «балканизированы», частично расформированы, и расследования конгресса направились на "Кричащий Кулак". Все созрело для уотергейта, советник сказал Корто.

Ему нужны были глаза, ноги и обширная пластическая хирургия, сказал советник, но это можно было устроить. Даже новые кишки, добавил человек, сжимая плечо Корто сквозь мокрую от пота простыню.

Корто же слышал тихое, неотступное падение капель. Он сказал, что предпочел бы давать показания в том виде, в каком находится сейчас.

Нет, объяснил советник, суды будет транслироваться по телевидению. Суды надо донести до избирателей. Советник вежливо кашлял. Восстановленный и обновленный, Корто дал тщательно отрепетированные показания, детальные, живые и ясные. В основном они были сочинены политической кликой в конгрессе, с определенными кругами, заинтересованными в сохранении некоторых частей инфраструктуры Пентагона. Постепенно Корто понял, что данные им показания были предназначены для спасения карьер трех офицеров, непосредственно ответственных за умалчивание докладов о строящихся ЭМП-установках в Киренске.

Его роль в судах была исполнена, и он стал не нужен в Вашингтоне. В ресторане на улице М, за блинчиками из спаржи, советник объяснил ему о смертельной опасности говорить с неправильными людьми. Корто раздавил ему кадык жесткими пальцами своей правой руки. Советник подавился и упал лицом в блинчики, и Корто вышел в прохладный вашингтонский сентябрь.

"Хосака" пролистывала полицейские донесения, записи о промышленном шпионаже, и новостные файлы. Кейс наблюдал, как Корто занимается сманиванием корпоративных перебежчиков в Лиссабоне и Марракеше, и похоже, там же он становится одержим мыслью о предательстве, ненавистью к ученым и техникам, которых он скупал для своих нанимателей. В Сингапуре, будучи пьяным, он забил до смерти русского инженера и поджег его комнату в отеле. Затем он объявился в Таиланде, как надсмотрщик героиновой фабрики. Затем как боевик в калифорнийском игорном картеле, затем как наемный киллер на руинах Бонна. Он ограбил банк в Вичита. Далее записи стали туманнее, темнее, а пробелы — продолжительнее. Однажды, как он сказал в отрывке записи, который наводил на мысль о химическом вмешательстве, все стало серым.

Переведенная с французского история болезни гласила, что неопознанный мужчина поступил в парижское психиатрическое отделение и получил диагноз «шизофрения». Он впал в кататонию и был отослан в государственное учреждение на окраине Тулона. Там он стал участником экспериментальной программы, которая пыталась обратить вспять шизофрению применением кибернетических моделей. Случайная выборка пациентов была снабжена микрокомпьютерами и поощрена к их программированию, с помощью студентов. Он выздоровел — единственный успешный результат за весь эксперимент.

На этом запись кончалась.

Кейс повернулся на темперлоне, и Молли тихо ругнулась на него за то, что он ее потревожил.

Зазвонил телефон. Он забрал его в постель.

— Да?

— Мы едем в Стамбул, — сказал Армитаж. — Сегодня.

— Чего ублюдок хочет? — спросила Молли.

— Говорит, мы едем в Стамбул сегодня.

— Ну просто чудесно.

Армитаж зачитывал номера рейсов и время вылетов. Молли села и включила свет.

— Как насчет моего снаряжения? — спросил Кейс. — Моя дека.

— Финн позаботится, — сказал Армитаж и повесил трубку.

Кейс смотрел, как она пакует вещи. Под ее глазами были темные круги, но даже с наложенной шиной она двигалась будто танцуя. Ни одного лишнего движения. Его одежда лежала измятой кучей рядом с его сумкой.

— Больно? — спросил он.

— Еще одна ночь у Чина не помешала бы.

— Твой зубной врач?

— Как же, зубной. Он очень скромный. Владеет половиной того этажа, всей клиникой. Чинит самураев.

Она застегнула молнию на своей сумке.

— Ты бывал в Стамбуле?

— Пару дней, был однажды.

— Никогда не меняется, — сказала она. — Хреновый старый город.

— Когда мы ехали в Чибу, все было так же, — сказала Молли, глядя наружу через окно вагона на пустынный, освещенный луной индустриальный ландшафт, красные маяки на горизонте отваживают пролетающие самолеты от от ядерного реактора. — Мы были в Лос-Анджелесе. Он вернулся и сказал, пакуйся, мы зарегистрированы на Макао. Когда мы попали туда, я играла в фантан [28] фантан — китайская игра в кости. в Лиссабоне, пока он ездил на остров Чжуньшан. А на следующий день я играла с тобой в прятки в Ночном Городе.

Она вытянула из рукава своей черной куртки шелковый шарф и отполировала им свои линзы. Ландшафт северного Муравейника пробудил в Кейсе смешанные воспоминания о детстве, мертвая трава топорщится из трещин на скошенном полотне бетонной автомагистрали. Поезд начал замедляться за десять километров до аэропорта. Кейс смотрел, как солнце встает над ландшафтом его детства, над грудами шлака и ржавеющими остовами нефтеперегонных заводов.

В Бейоглу шел дождь, и взятый напрокат «Мерседес» скользил мимо зарешеченных и неосвещенных окон осторожных греческих и армянских ювелиров. Улица была почти пустой, и лишь редкие одетые в темное фигуры на тротуарах оборачивались, провожая взглядом автомобиль.