Уильям Гибсон - Нейромант

— Короче, найди нам рубку.

Мэлкам нахмурился, кувыркнулся назад и оттолкнулся. Кейс последовал за ним в помещение побольше, вроде гостиной, разрывая и сминая куски распечаток, которые опутывали его петлями по пути. Здесь были еще шарнирные стулья, что-то напоминавшее бар, и «Хосака». Принтер, все еще выбрасывающий свой бумажный язык, был встроенным в переборку модулем, изящное углубление в панели из вручную отполированного шпона. Кейс запустил себя над кругом из стульев к принтеру и нажал на белый выключатель слева от гнезда. Трескотня остановилась. Он повернулся и посмотрел на «Хосаку». Ее лицевая часть была насквозь продырявлена по крайней мере в двенадцати местах. Дырки были маленькими, круглыми, с почерневшими краями. Крохотные сферы яркого сплава кружились вокруг мертвого компьютера.

— Угадал, — сказал он Мэлкаму.

— Рубка заперта, мон, — сказал Мэлкам с противоположного конца гостиной. Освещение померкло, разгорелось и померкло снова. Кейс выдрал распечатку из принтера. Опять нули.

— Зимнее Безмолвие? — Он осмотрел коричнево-бежевую гостиную, пространство, исчерканное плавающими бумажными каракулями. — Это ты в освещении, Зимнее Безмолвие?

Панель рядом с головой Мэлкама сдвинулась, обнаружив маленький монитор. Мэлкам опасливо дернулся, вытер пот со лба пеновставкой на тыльной стороне своей перчатки, и развернулся, чтобы изучить дисплей.

— Ты разбираешь японский, мон?

Кейс мог разглядеть какие-то символы, мигающие на экране.

— Нет, — сказал Кейс.

— Рубка — отделяемая капсула, спасательная шлюпка. Идет обратный отсчет, похоже на то. Одевайся немедля. — Он надвинул шлем и шлепнул по замкам.

— Что? Он стартует? Блядь! — Он оттолкнулся он переборки и пролетел сквозь переплетения распечаток. — Нам надо открыть эту дверь, мужик!

Но Мэлкам только постучал по своему шлему. Кейс мог видеть сквозь «лексан», как шевелятся его губы. Он увидел каплю пота, вытекшую из-под пурпурной вязаной сетки с радужной тесьмой, которую сионит носил поверх своих косичек. Мэлкам выхватил у Кейса шлем и ловко надвинул ему на голову, его ладони ударили по замкам. Светодиодные микроиндикаторы слева от лицевого стекла осветились, когда замкнулись контакты шейного кольца.

— Не секу в японском, — сказал Мэлкам по радиосвязи, — но старт неправильный. — Он ткнул в отдельную строку на экране. — Люки не задраены, в модуле. Запускается с открытым замком.

— Армитаж! — Кейс попытался постучать в дверь. Физика нулевой гравитации послала его назад кувыркаться в распечатках. — Корто! Не делайте этого! Нам нужно поговорить! Нам нужно-

— Кейс? Слышу тебя, Кейс… — Голос теперь едва ли принадлежал Армитажу. Он был исполнен странным спокойствием. Кейс перестал брыкаться. Его шлем ударился о дальнюю стену. — Мне жаль, Кейс, но это должно быть сделано. Один из нас должен выбраться. Один из нас должен дать показания. Если мы погибнем здесь, то все кончится здесь. Я расскажу им, Кейс, я расскажу им про все. Про Гирлинга и других. И у меня это получится, Кейс. Я знаю, я выберусь. В Хельсинки. Последовала внезапная тишина; Кейс почувствовал, как она заполняет его шлем подобно какому-то редкому газу.

— Но это так трудно, Кейс, так чертовски трудно. Я слеп.

— Корто, стой. Подожди. Ты же слепой, слышишь. Ты не можешь лететь! Ты разъебешься об деревья! И они хотят достать тебя, Корто, клянусь Богом, они оставили тебе открытый люк. Ты сдохнешь, и никогда ничего никому не расскажешь, а мне нужен энзим, название энзима, энзим, ну же…

Он кричал, переходя на истерический визг. Обратная связь звенела в наушниках шлема.

— Помни тренировки, Кейс. Это все, что мы можем сделать.

И затем шлем наполнился невнятным бормотанием, ревущей статикой, воющими гармониками, возвращающими во времена Кричащего Кулака. Отрывки русского, а затем незнакомый голос, среднезападный акцент, очень молодой.

— Мы сбиты, повторяю, Омаха Тандер сбит, мы…

— Зимнее Безмолвие, — завопил Кейс, — не делай этого со мной!

Слезы сорвались с его ресниц, отскакивая от лицевого стекла дрожащими хрустальными каплями. Затем «Ханива» сотряслась, один раз, задрожала, как будто нечто огромное и мягкое ударилось в ее бок. Кейс представил, как спасательная шлюпка катапультируется в свободный полет, отстреленная взрывными ускорителями, и когтистый ураган истекающего воздуха вырывает безумного полковника Корто из кресла, из воспроизведенной Зимним Безмолвием последней минуты операции "Кричащий Кулак".

— Он ушел, мон. — Мэлкам взглянул на монитор. — Люк открыт. Безмолвие, наверно, обошел систему безопасности катапульты.

Кейс попытался вытереть слезы с глаз. Его пальцы клацнули о "лексан".

— Яхта герметична, но боссман забрал управление захватами вместе с рубкой. Маркус Гарвей еще в западне.

Но Кейс видел лишь бесконечное падение Армитажа над Фрисайдом, сквозь вакуум холоднее степей. Почему-то он вообразил его в темном барберри [44] барберри (англ. burberry) — здесь: пальто из непромокаемой ткани. , широкие полы пальто раскинулись словно крылья какой-то огромной летучей мыши.

— Взяли то, за чем ходили? — спросил конструкт.

Куань уровня Одиннадцать заполнял решетку между собой и льдом Т-А гипнотизирующе сложными радужными росчерками, узорами, красивыми, как кристаллы льда на зимнем окне.

— Зимнее Безмолвие убил Армитажа. Выбросил его наружу в спасательной шлюпке с открытым люком.

— Жопа, — сказал Флэтлайн. — Ну, вы же с ним особыми приятелями не были, верно?

— Он знал, как отцепить токсиновые капсулы.

— Ну так Зимнее Безмолвие тоже знает. Рассчитывай на него.

— Я не очень-то верю, что Зимнее Безмолвие поможет мне.

Отвратительное подобие смеха конструкта оцарапало нервы Кейса как тупое лезвие.

— Может быть, это значит, что ты умнеешь.

Он нажал переключатель симстима.

06:27:52 на чипе в ее оптическом нерве; Кейс уже больше часа сопровождал ее продвижение по вилле Блуждающий Огонек, позволяя эндорфиновому аналогу, который она приняла, сгладить его похмелье. Боли в ноге не было; казалось, будто она движется сквозь теплый душ. Дрон «Браун» примостился на ее плече, его крохотные манипуляторы, похожие на хирургические зажимы с подушечками, надежно вцепились в поликарбон костюма Новых. Стены здесь были из голой стали, исполосованной грубыми коричневыми лентами эпоксидной смолы в тех местах, где было содрано нечто вроде покрытия. Она скрылась от рабочей бригады, припав к земле, баюкая игломет в ладонях, ее костюм стал серо-стальным, пока двое стройных африканцев проезжали мимо на тележке с баллонными колесами. У них были бритые головы и они носили оранжевые комбинезоны. Один из них тихо напевал себе под нос на языке, которого Кейс никогда не слышал, тональность и мелодия чужие и навязчивые.