Вадим Панов - Костры на алтарях

– Правильно думаешь. Но это не повод скрывать от меня правду.

– Я и не собирался.

– Тогда скажи.

Грязнов отставил бокал, поставил локти на подлокотники кресла и свел перед собой пальцы.

– Ты сильна, дочь, но еще не осознаешь масштабов своего могущества. Не управляешь своими возможностями в полной мере, а потому – уязвима. Пожалуй, столь же беззащитной ты станешь примерно через год, когда понимание силы затуманит твой разум и заставит потерять осторожность.

– Но я победила!

– Ты действовала машинально, позволила самой силе защитить тебя, и, повторюсь, тебе повезло. Окажись рядом второй хунган, тебе пришлось бы плохо. С двумя тебе пока не совладать.

– А я должна?

Спросила азартно, предвкушая ответ и не сомневаясь в нем.

«Я сильна? Скажи, насколько я сильна? Обозначь горизонты! Или их нет? Тогда скажи, что их нет!»

– Несколько лет назад у меня возникли недоразумения с вудуистами, и Олово пришлось устранять архиепископа с двумя помощниками. Одновременно. А ты, дочь, гораздо сильнее Олово.

Глаза Пэт вспыхнули:

«Я сильна!»

«Да, дочь, ты сильна».

– Мне еще многому надо научиться.

Она сказала это не для проформы. Сказала уверенно, как человек, прекрасно понимающий, что его ждет, и согласный пройти по дороге. Пэт была готова учиться.

И потому Кирилл решил подсластить свой отзыв о ее поездке во Франкфурт:

– Мне понравилось, как ты себя вела, дочь. Понравилось, что ты прислушивалась к советам, это очень важно.

– Важно знать, к чьим советам прислушиваться.

– Мы подобрали тебе хороших помощников.

– Грега?

– Не только его. Со временем ты познакомишься с другими людьми, которые будут тебе служить. Оберегать. А если потребуется – умрут за тебя.

– Потому что ты им прикажешь?

Этот вопрос понравился Кириллу больше всего. Перед ним сидела Избранная, перед ним сидела та, что рождена повелевать, и она каждой клеточкой чувствовала, что такое власть. Она еще ничего не умеет, ничего не знает, но уже понимает разницу между теми, кто предан, и теми, кто служит.

– Ты – моя дочь, – жестко ответил Грязнов. – Ты – это я. Мой новый этап. Мое новое воплощение. Мое завтра. Ты самостоятельна, но в тебе всегда будет частичка меня. И в твоих детях. И в твоих внуках. И люди, которых мы выбрали, это понимают. Они воспримут тебя, как меня. И тебе останется лишь не разочаровать их.

– Я все поняла. – Пэт помолчала. И решила сменить тему, точнее – вернуться к прежней: – По крайней мере, поездка во Франкфурт не оказалась совсем бесполезной: книгу я не нашла, но вудуистов отшила, так?

– Они продолжают поиски, – махнул рукой антиквар.

– И послали людей в Москву?

– Ага.

Лицо девушки окаменело.

– В таком случае, я хочу продолжить начатое.

– Ими займутся.

– Я хочу продолжить! – Тон Пэт не оставлял сомнений в том, что решение – окончательное.

– Кажется, мы только что говорили об излишней самоуверенности, – напомнил антиквар. И вновь потянулся за вином. – Отдыхай.

– Мне нужна книга.

– Ее возьмут другие люди.

– Отец!

Кирилл не вздрогнул, не изменился в лице, но внутри, внутри…

«Она впервые назвала меня отцом!»

– Отец, подключи меня к операции.

– Я подумаю, – пообещал антиквар.

– Надо было думать до того, как ты послал меня во Франкфурт, – отрезала девушка. – Теперь поздно. Я должна довести дело до конца.

– Хорошая привычка, дочь, – кивнул Грязнов. – Очень хорошая привычка.

анклав: Москва

территория: Болото

ночной клуб «Приют маньяков»

старые друзья – самые лучшие

Главный питейный зал «Приюта маньяков» располагался в полуподвале старинного, но еще крепкого дома, и оформлявшие интерьер дизайнеры умело использовали особенности помещения. Выставили напоказ кладку, счистив штукатурку и вернув кирпичу первоначальный вид. Сохранили идущие под потолком трубы и повесили настоящие, сделанные еще в двадцатом веке светильники. Вдоль стен разместили громоздкие радиаторы отопления, а мебель поставили подчеркнуто грубую. Выдержав, так сказать, стиль. А может, и не было никаких дизайнеров, может, рачительные хозяева просто использовали то, что было под рукой, по принципу «дешево и сердито», но получилось все равно эффектно: болотным эстетам нравилась атмосфера «подлинной» городской старины, и они частенько забредали в «Приют маньяков», разбавляя своим присутствием обычное для заведения общество.

– Со мной не пойдешь, – буркнул Вим, – останешься за столиком.

И пригубил пива из пластиковой, но сделанной «под алюминий» кружки.

– Это еще почему?

– Почему я не ходил с тобой во Франкфурте? – Чика-Мария задумалась. – Вот то-то. Я понимаю, тебе надо выполнять приказ Каори, но есть правила, и ты их знаешь. Люди не станут говорить со мной в твоем присутствии.

– И «балалайку» ты вынешь, – заметила девушка.

– Разумеется.

– Не думаю, что мамбо это понравится.

– Она знала, на что идет, – пожал плечами Дорадо. – Развлекайся, я скоро. – Помолчал и добавил: – Пожалуйста, не строй никому глазки.

Они оба видели взгляды, которыми завсегдатаи изучали фигуру девушки.

– Ревнуешь?

– Не хочу устраивать здесь перестрелку.

– Из-за меня?

Вим перегнулся через столик и поцеловал Чика-Марию в губы:

– А из-за кого еще?

– Мне приятно.

Дорадо улыбнулся и направился к барной стойке.

Ночным клубом «Приют маньяков» назвали исключительно из вежливости. По сути, заведение представляло собой круглосуточно работающий бордель с огромным баром на первом этаже и номерами на четырех последующих. В самом большом зале подвала танцевали стриптиз и пили, в остальных – только пили. А в номерах занимались любовью и проворачивали делишки. Территорию, на которой находился «Приют», контролировала кантора братьев Бобры, одна из самых крупных на Болоте; удачное расположение клуба позволило ему стать опорным пунктом западных владений братьев, а посему работали в нем не покладая рук. По количеству проходящих наркотиков, оружия и краденого «Приют» уступал только штаб-квартире канторы в Лялином переулке и по праву считался одной из главных жемчужин в бандитской короне братьев.

В комнате на третьем этаже Дорадо ожидали двое мужчин. Тот, что помладше, щеголял трехдневной щетиной и золотой улыбкой – потерянные некогда зубы он заменил не имплантами, а фиксами. То ли выделиться хотел, то ли на спор сделал. Не меньшее внимание он уделял и одежде: брюки из тонкой шерсти, хлопковая рубашка, короткая куртка из настоящей кожи. Дорогое облачение демонстрировало, что золотозубый – человек с положением, с достатком. А откуда взялся достаток, показывал «дыродел» в наплечной кобуре.