Джейн Александер - Корпорация IMAGEN [litres]

Дойдя до конца дорожки, она вернулась на подъездную дорогу, ее шаги по хрустящему гравию становились все быстрее. Ее тело стремилось убежать, оставить поскорее клинику позади. Оставить его позади. Обмякшее грузное тело, которое некогда было Аланом.

Перед мысленным взором стоял его образ. С рукой, постоянно тянущейся к голове. И вдруг она вспомнила Льюиса, как его рука тянется к уху, и почувствовала в себе желание сделать такое же движение. Своей рукой поднять ее. Своими пальцами коснуться кожи за ухом.

Вопрос:Как войти в Игру Воображения™ и выйти из нее?

Ответ:Перед первым входом в мир Игры Воображения™ для ввода наших специально разработанных биомолекул в свой мозг используй одноразовый назальный спрей, точно так же, как применяют спрей для повышения умственной работоспособности. Именно эти умные биомолекулы преобразуют твои самые смелые фантазии в виртуальную реальность. Затем просто надень приемник на ухо, и ты готов приступить.

После входа в Игру Воображения™, каждый сеанс будет автоматически прерываться по окончании персонального дневного лимита длительностью два часа, но завершить сеанс Игры Воображения™ можно в любое время: просто подумай свою предустановленную команду выхода. Не волнуйся, тебе не нужно понимать, как это работает! Ты должен знать только одно: ты контролируешь ситуацию. Ты можешь войти в Игру Воображения™ и выйти из нее по своему желанию.

– Жареная картошка, – сказал он. – Ты просто любишь жареную картошку.

Рядом с ним никого не было, значит, он разговаривал с ней.

– Мне всегда нравилась твоя вегетарианская внешность, но тебе не помешало бы немного крови. Немного красного мяса. Один огромный стейк. А может, просто витамины. Из листовой сочной зелени.

– Салат?

– Гм, да, наверное.

– Ты никогда раньше этого не говорил – о крови.

– А когда бы я мог это раньше сказать?

– В те другие разы, когда мы были здесь.

– Но мы здесь никогда раньше не были. По крайней мере, я не был. Где это здесь, если подумать?

Все постепенно становится более четким. Сначала звук: негромкая барабанная дробь, лес точек-точек-точек.

– По нашей палатке барабанит дождь. Забавно. Я думал, солнце уже вышло.

Но они же не в палатке. Листья. Над ними блестящий темно-зеленый шатер. Большие листья тропических растений, размером с ладонь, размером с обеденную тарелку.

– Идет дождь, а не холодно. Вот тебе холодно?

– Немного. – Ей совсем не холодно.

– А ну-ка, иди сюда.

В его объятиях трогательно тепло. Она чувствует, как тяжелеют ее конечности, словно из нее вытекают вся энергия, вся решимость, весь тяжелый труд – оставаться одной, продолжать движение одной. Это такое облегчение.

– О… – произносит он протяжно и негромко, и она знает, что он чувствует то же самое.

– И что же говорит дождь? – спрашивает она. – Он вроде что-то говорит, но слишком быстро. Это всё точки, или есть тире?

– Не хочу его слушать, – отвечает он, – его слишком много, слишком много голосов и все сразу.

Пока он говорит, дождь почти заканчивается, только странная огромная капля сползает к кончику листа и наконец падает.

– Хочу слушать только твой голос.

– Это меняет дело. Обычно ты не хочешь.

– Ну, здрасте! У меня это отлично получалось, ты же всегда говорила, что я хороший слушатель.

– Конечно. Раньше – да, в последнее время – нет. Зато с тобой так классно разговаривать, просто первоклассно. – Она говорит именно то, что и имеет в виду, и при этих словах он прямо светится, солнечно-ярко, и они оба сияют, восхищенные.

– Скажи еще что-нибудь приятное.

– Я люблю тебя?

– Да.

– Теперь твоя очередь: скажи что-нибудь приятное.

– Гм… Ты самая красивая вегетарианка из всех, кого я знаю.

Она в шутку ударяет его.

– Вегетарианка ты или нет, но ты для меня единственная. Слушай, помнишь тот раз… наверху, у водопада?

– Летом, – сказала она. – А может, и нет, просто в моей голове всегда лето. Позднее лето.

– Вполне подходит. Должно быть достаточно тепло, чтобы мы могли снять одежду.

– Идем туда сейчас?

– Идем.

Дождь прекращается. Вместо него вода смеется, вода падает.

– Как хорошо. Еще приятнее, чем было.

– Помнишь ветки? Шершавые. И я заставила тебя спуститься.

– Я был джентльменом.

– Вот, пожалуйста: перина для джентльмена.

– Весьма признателен. Ради тебя я согласился бы и на каменное ложе…

– Я умею делать камни. Если ты этого хочешь.

– Нет, спасибо, я оставлю себе это ложе, из чего бы оно ни было. Ложе из облаков, ложе восторга…

– Ты играл в футбол? – Синяк. Еще синяк. Она указывает на них: на тот, что на его бицепсе. Один на бедре.

– Ну, можно и так сказать. Тебе нравится, когда я в синяках?

– Не то чтобы нравится… Возможно, они делают тебя более настоящим.

Он отстраняется.

– Кэсси, разве я могу быть ненастоящим? Разве ты не веришь в меня? Эй, ты же не собираешься плакать? А?

– Нет, если ты этого не хочешь.

– Определенно не хочу. Слезы прочь. Так-то лучше.

Он целует ее веки, потом губы.

– Алан, я верю в тебя. Это в другого тебя я не верю.

– Он… давай не будем говорить о нем. Давай некоторое время не будем говорить вообще. Угу?

– Угу.

Голос Льюиса доносился откуда-то сверху. С вершины холма.

– Вид… просто потрясающий!

Ей не хватало сил, чтобы крикнуть ему в ответ, даже не могла поднять руку и помахать. Езда вверх по склону вымотала ее окончательно; ее костотряс никогда бы не справился, но этот горный велосипед был настоящей отрадой: сильный, с хорошей амортизацией, он побеждал холмы на раз. Она не спрашивала, откуда он взялся, этот Norco с небольшой блестящей рамой фиолетового цвета, спрятанный в шкафу у него в прихожей. Требовалось только подкачать шины и нанести на цепь немного смазки. Наверное, остался от его бывшей девушки или бывшей соседки по квартире, одно из двух, но Льюис не вдавался в подробности, а Кэсси не собиралась расспрашивать. Позволяя ему хранить свое прошлое от вмешательства посторонних, она оберегала от вторжения свое.

Она рванула вверх по склону, перепрыгнула рытвину, наполненную грязной жижей, и вся устремилась вперед, теряя высоту, а затем бросила вес на педали, продвигаясь вверх по склону холма. Она вся отдалась действию: мышцы горели, а легкие задыхались. В голове не осталось ни одной мысли, пока она продвигалась по тропе, сосредоточенно стоя на педалях. Последний солнечный день. В любой момент погода могла измениться, что нередко случается в начале июля: к завтрашнему дню прогноз обещал дождь. У Льюиса нашлось свободное время, а у нее не было срочных заданий. Ничего неотложного. Она предложила ему устроить день отдыха; за месяц их знакомства они почти не покидали квартиру. «Не то чтобы мне не нравилась твоя кухня, – сказала она, – и, конечно, твоя спальня, но можно же провести некоторое время вместе вне этих четырех стен» .