Джейн Александер - Корпорация IMAGEN [litres]

Он нахмурился:

– По-моему, ты не хотела касаться этой темы.

– Не хотела. Но вернемся к твоей идее. – Она подождала, что он заговорит, но он молчал. – Ты серьезно так считаешь?

– Считаю что?

– Ну, если б у нас что-то на них было, мы могли бы поторговаться.

– Конечно, – мгновенно подхватил он. – Да. Абсолютно.

– И ты отдаешь себе отчет, какой это риск? Ты же знаешь, как они поступили со мной… тебя это не пугает?

Глядя вдаль, за озеро, он покачал головой.

– И все для того, чтобы ты смог вернуться в Игру Воображения?

Льюис пожал плечами. Прикончил второй бутерброд и принялся за яблоко, которое получил от нее.

Зачем? Вот что она хотела спросить. Что заставляло его так рисковать? По сути, рисковать всем. Связано ли это как-то с бывшей хозяйкой ее сегодняшнего велосипеда? Но каждый заданный ею вопрос и каждый данный им ответ позволяли ему задавать вопросы ей. Поэтому она просто проглотила свое любопытство.

– Я имею в виду твое предположение об уменьшении числа пользователей? – сказала она. – И что IMAGEN перекрывает им доступ, как и нам? Так вот, по-моему, дело обстоит по-другому.

– Почему?

– Из-за масштаба происходящего. Таких людей сотни, может, даже тысячи. Каким образом компания сохраняет все в тайне? Ведь достаточно одного поста в интернете, и все вскрылось бы.

Судя по выражению его лица, Льюис неохотно признал, что ее слова не лишены смысла.

– Допустим, не только мы попали в черный список IMAGEN, – продолжила она. – Соглашусь с тобой: это слишком невероятное совпадение. Значит, нас должно быть больше. Но не верится, что так много.

– Ну, может, и не так много, – возразил он. – Но даже если нас будет еще пятьдесят… ладно, десять, это уже серьезно. Иначе зачем им прикладывать такие усилия для сохранения тайны?

– Да, об этом я тоже думала. – Теперь настала ее очередь сомневаться. – Получается, что дело в чем-то другом. И они не хотят афишировать это другое.

– Что, например?

Она покачала головой, глядя на воду, на перевернутое облако, плывущее по поверхности.

– Просто мысли бродят. Ничего особенного.

Она не может объяснить. Вспомнились Алан и его жест – рука взметнулась к голове. К ране за ухом. Девушка с волосами, убранными в хвост, трет кожу головы, буквально расцарапывая ее. Вопрос, еще не оформленный словами, всего лишь проблеск мысли: Алан и Игра Воображения как-то связаны между собой.

– Может, ты и права, – проговорил Льюис, – по-моему, есть куча моментов, к которым они не хотели бы привлекать слишком пристальное внимание посторонних.

– Например?

– Представь, могут быть сотрудники, в чьи обязанности входит наведение порядка в Игре Воображения. Компания постоянно подчеркивает, что Игра не модерируется: единственный предел – сам пользователь и все такое. А реклама сводится к «Стань рок-звездой!» и «Побывай на Луне!», но вот подтекст – так это можно назвать?

– Возможно. Зависит от того, к чему ты ведешь…

– Ну, они же не говорят открыто: «Воплоти в жизнь свои самые темные, самые противозаконные сексуальные фантазии!» или «Убей своего босса безнаказанно!», но это тоже часть проекта. И все об этом знают, но поскольку это происходит не в действительности, то и значения не имеет. Вот представь, если бы им пришлось обнародовать подробности пользовательских фантазий.

– Персональные данные обезличиваются, поэтому вряд ли удалось бы разоблачить педофила, проживающего по соседству. И фантазии о всяких незаконных вещах не так уж часто встречаются. Имея дело с такой реалистичной технологией, большинство людей все равно сохраняют осознание не того, что за ними наблюдают, а возможности того, что за ними могут наблюдать. Согласна, категории, которые мы выбираем, – в смысле, пользователи выбирают, – компания использует для получения и анализа данных, и иногда эти данные бывают довольно тревожными. И этот фактор отразился бы на компании не очень хорошо. Но, если речь идет о фантазиях, разве они могут быть противозаконными? Наоборот, Игра Воображения дает безопасный выход для побуждений такого рода. Во всяком случае, это аргумент компании.

Кэсси откусила последний кусочек яблока. Обычно она съедала яблоко полностью, оставляя только плодоножку, но сегодня темные семечки, гнездящиеся в бледной плоти сердцевины, напомнили ей о тараканах в ее комнате. Она отбросила огрызок и взяла термос.

– Чаю?

– Да, пожалуйста. Вот скажи, что ты делала самое плохое?

– Ой! – Кэсси протянула ему чашку с чаем – крышку от термоса и подула на руку, куда выплеснулось немного горячей жидкости. – В Игре Воображения?

Он кивнул.

– Я расскажу, если ты тоже расскажешь.

Она сразу вспомнила тот случай, просто не знала, стоит ли признаваться в нем. До сих пор было стыдно за совершенное и за те категории, которые она тогда выбрала ( насилие >> убийство >> млекопитающее; кровь – без записи испытанных угрызений совести). А Льюис, может, рассмеется. И ей станет легче, когда все превратится в глупую шутку.

– Я убила кошку.

– Кошку? Зачем убивать кошку?

– Ну, понимаешь… я тогда работала над сегментацией данных по некоторым категориям… Изнасилование, убийство, пытки. Физическое насилие, психологическое насилие. И вырисовывались некоторые закономерности: например, небольшое число пользователей выбирали такие субкатегории постоянно, каждый день и во время каждого сеанса Игры Воображения, другие скорее разово. Просто попробовать. Будто человек спрашивал себя: интересно, как это – убить?

Она посмотрела на Льюиса, и он чуть заметно кивнул. Прочистила горло и продолжила:

– Хотелось посмотреть, получится ли понять, почему люди так поступают. Но убить человека я бы не смогла… У меня нет такого качества. И теперь я думаю: слава богу, что не убила человека, и неважно, что это всего лишь Игра Воображения…

Она сделала глоток чаю. У него был пластмассовый привкус от термоса.

– Будто на самом деле ты этого и не делал, а при этом… будто все равно сделал. Я не… не хочу вдаваться в подробности. – (Крик, похожий на крик крайне испуганного ребенка; болезненный хруст, мягкое податливое движение черепа под железным прутом; раздавленный мех, кровь и все еще смотрящий прямо на нее глаз.) – И тем не менее я убила, и именно по этой причине. Пришлось заставить себя, и впоследствии… – Она провела перед собой рукой. – Я все стерла начисто, совершенно начисто. Все это кровавое месиво, эти… останки. Затем снова вообразила эту же кошку живой, но воспоминание, что я ее убила, не исчезло.

– То есть ты жалеешь, что убила животное. – Она кивнула. – Не беспокойся, я не осуждаю. Честно говоря, я и сам недолюбливаю кошек, – пошутил он, на что она и надеялась.