Агата Озолс - Мишка и Трубочист

— Пойдем.

Они вышли в коридор, держась за руки. Потом Михаэль посмотрел, как она обувается, перевёл взгляд на ее пуховое пальто.

— Ты слишком легко одета для ночных прогулок, — заявил он категорично. — Нужно одеться теплее.

— Но у меня теплое пальто.

— Глупости. Эти итальянцы совершенно не умеют делать одежду для нашей зимы.

— Здесь не так уж и холодно. Всего минус восемь.

— Да, мороз небольшой, — согласился Михаэль. — Но ветер с залива очень коварный, легко можно замерзнуть и простудиться.

— И что мне теперь делать? Другой одежды у меня нет.

Михаэль посмотрел на нее, секунду подумал и решил:

— Наденешь мою дубленку.

— Ты издеваешься? — изумилась Мишель. — На кого я в ней буду похожа? На чучело?

— На женщину в моей дубленке, — ответил Михаэль, доставая одежду из шкафа.

Мишель еще пыталась возражать, говорила, что одета достаточно тепло, но бывший трубочист уже надевал на нее свою дубленку.

— Вот видишь, — сказал он, наматывая ей на шею свой шарф, — тебе очень идет. Шапка у тебя есть?

— У меня капюшон, — пытаясь выбраться из глубин плотной шерсти, закрывающей ей все лицо, ответила Мишель. — Был.

— Значит, наденешь мою.

И ей на голову надели еще и шапку.

— А в чем пойдешь ты?

— Надену парку.

— А на голову? — упорствовала Мишель.

— Капюшон.

Михаэль быстро оделся, взял ключи и перчатки.

— А где твои перчатки?

Мишель постаралась вспомнить, когда в последний раз видела свои перчатки.

— Кажется, я оставила их в квартире.

— Молодец, — Михаэль по очереди подкатал манжеты дубленки так, чтобы они чуть приоткрывали пальцы. — Надеюсь, на площади еще работает ярмарка, купим тебе варежки.

Она хотела возразить, ну зачем ей какие-то варежки? А потом подумала, что уже очень давно никто о ней так трогательно не заботился.

Мишель посмотрела на себя в зеркало. Вопреки ее опасениям, в его дубленке она не выглядела ужасно. Да, пальто было ей велико, но смотрелось скорее очаровательно, чем нелепо. Мишель поправила шарф и шапку, норовившую съехать на глаза, и улыбнулась своему отражению.

— По-моему, ты выглядишь прекрасно, — Михаэль перехватил ее взгляд в зеркале.

Мишель присмотрелась к своему отражению. Молодая женщина в мужской дубленке, теплом шарфе и цветной вязаной шапке ей нравилась. Она была такой необычной, новогодней и …..немножечко влюбленной? А может, еще и любимой?

Мишель оторвалась от зеркала, повернулась к Михаэлю и накинула ему на голову капюшон. Мужское лицо тут же утонуло в меховой опушке, остались видны только глаза.

— Пойдем скорее, — попросила она. — Там, наверное, очень весело. Я не хочу ничего пропустить.

- Как пожелает моя дама, — галантно ответил Михаэль и распахнул входную дверь.

А на улице шел легкий снежок, серебрясь в свете фонарей.

Людей, по сравнению со вчерашним вечером, стало значительно больше. То и дело слышался смех. Где-то вдалеке взрывались петарды. Пахло праздником.

Мишель, заразившись этим новогодним настроением, словно простудой, взяла за руку своего трубочиста. Он, даже если и удивился, то вида не подал. Наоборот, крепче переплел их пальцы и потянул Мишель в сторону Ратушной площади.

— Осторожнее, — попросила Мишель, скользя по камням мостовой. — Я боюсь упасть.

— Не бойся, — он еще крепче сплел их руки. — Я всегда тебя поймаю.

Его голос звучал так твердо, а слова были такими уверенными, что Мишель как-то сразу ему поверила. Да, если она и подскользнется, то Михаэль обязательно ее поймает, не даст упасть.

Михаэль оказался прав — на Ратушной площади было не протолкнуться. Мишель даже испугалась, что он сейчас передумает, и придется вернуться на чердак. А ей так не хотелось уходить из этого волшебного места, где было весело, умопомрачительно пахло хвоей, и ярко горели огни.

Удивительно, но ярмарка еще работала. Михаэль купил глинтвейн и, всучив ей в руки стаканчик с горячим вином, сказал:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Постой здесь, пожалуйста.

— А ты куда? — всполошилась Мишель.

— Мне нужно отойти на минутку. Ты пока пей горячее, чтобы не замерзнуть.

Он заботливо поправил на ней шарф, натягивая его чуть ли не до бровей.

Мишель запротестовала:

— Мне вовсе не холодно!

— Это пока не холодно.

— Я не смогу пить глинтвейн с завязанным ртом.

— Уговорила, — он чуть опустил шарф. — Пей, я быстро.

Напиток был горячим, приправленный щедрой порцией специй. Мишель пила его маленькими глотками и любовалась большой елкой, стоящей прямо в центре площади.

Мимо шли люди, поздравляя друг друга с наступающим новым годом, около елки носились дети, играла веселая музыка, кто-то уже танцевал. И Мишель подумала, какая она молодец, что решила приехать в этот город.

— Допила? — раздалось из-за спины.

Она обернулась на его голос. Он резкого движения шапка опустилась на глаза. Мишель рассмеялась и сдернула шапку с головы.

— Эй, ты что делаешь? — возмутился Михаэль. — Замерзнешь.

Он забрал у Мишель пустой пластиковый стаканчик, выбросил его в урну и снова натянул ей на голову шапку.

— Она мне велика, — сказала Мишель. — Где ты ее вообще взял?

— Это моя шапка.

— Ты ее носишь?

— Ношу.

— Такую разноцветную? — удивилась Мишель.

— Мне ее бабушка связала, — пояснил Михаэль и вынул из кармана парки варежки. — Давай руки.

Мишель послушно протянула ему руки, наблюдая, как прячутся ее кисти в белые варежки с вышитой серой овечкой. Рукам стало тепло и мягко — варежки были на флисовой подкладке.

— Вот теперь тебе точно не будет холодно, — с удовлетворением сказал Михаэль.

— Спасибо, — поблагодарила она и задала вопрос: — У тебя есть бабушка?

— Конечно.

— Она живет здесь, в Таллинне?

— Нет. Бабушка живет в Тарту, — ответил Михаэль.

— Дай угадаю, — сказала Мишель, — она преподает в университете?

— Преподавала, — поправил Михаэль. — Сейчас она уже на пенсии. Но как ты догадалась?

— Не знаю, — легко ответила Мишель. — Просто у тебя обязательно должна быть бабушка — преподаватель университета.

— Это почему? — допытывался трубочист.

— Ты очень воспитанный, — сказала первое, что пришло на ум.

— Я кажусь тебе слишком воспитанным? — не поверил Михаэль.

— Ключевое слово «кажусь»? — Мишель опять поправила шапку, все норовившую закрыть ей глаза.

В варежках это сделать было сложнее, но ей удалось, наконец, устроить шапку на голове так, чтобы она не съезжала каждую минуту.

— Ты меня совсем не знаешь, — ответил Михаэль, наблюдая за ее борьбой с головным убором.

— Как и ты меня.