Агата Озолс - Мишка и Трубочист

«И который тебе изменил. Вот с этой барышней, между прочим,» — напомнила она себе.

— Я не знала, — прошептала девушка.

Господи, вот ей-то что нужно?!

— Послушайте, — обратилась к ней Мишель, но замялась, сообразив, что не знает, как обращаться к собеседнице.

— Вика. Меня зовут Вика.

— Послушайте, Вика, вас никто ни в чем не обвиняет. Извините, мне пора идти.

— Не уходите! — Вика ухватила Мишель за рукав, потянула назад.

— Что вы себе позволяете? — взвилась Мишель. — Не смейте ко мне прикасаться.

— Простите, — всхлипнула Вика.

И Мишель устыдилась своей несдержанности. Что она, в самом деле? Видно же, что девчонка переживает, вон как заходится слезами.

— Ничего страшного, — сказала она. — Но мне действительно нужно ехать.

Девушка то ли не заметила, то ли не сделала вид, что не заметила ее последней фразы и начала сбивчиво рассказывать, что же произошло с Виннером.

Они действительно поехали за город, где у подруги Вики была дача. На дачу к Павлу девушка ехать категорически отказалась, ей не хотелось пользоваться домом, где еще совсем недавно была другая хозяйка. Звучало это, конечно, путано и странно, но Мишель поняла, что Вика хотела сказать.

Они взяли ключи у ее подруги поехали встречать Новый год вдвоем.

По приезду оказалось, что дом вовсе не такой, каким представлялся. Маленький, старый, из отопления только бабушкина печка, туалет на улице. Павел тут же предложил вернуться в Москву, благо до нового года была еще неделя, они бы нашли, где отпраздновать. Но Вика отказалась, уж очень ее впечатлило место, где был расположен дом — живописное и романтичное. И она уговорила Виннера остаться.

А вечером они пошли гулять в лес. Ночь, звезды, романтика. Вот эта самая романтика Павла и сгубила.

Сначала Мишель не поняла, о чем пытается намекнуть ей Вика, а когда сообразила, то тихо выругалась. Видимо у бывшего мужа мозги отшибло напрочь, или он настолько потерял голову от любви к этой невинной деве, что перестал соображать. Но заниматься сексом в зимнем лесу не самое благоразумное занятие. Нет, может для кого-то это прошло бы без последствий, но у Павла слабое горло, он с детства был предрасположен к простудам. В общем, он промерз и, как следствие, уже к утру стал покашливать. Озвучил желание вернуться в город, но Вика сказала, что небольшая простуда не повод портить праздник. Двадцать шестого декабря у Виннера поднялась температура. Лекарств на даче, конечно, не было, и Вика отпаивала его горячим чаем с медом. Пару дней он пролежал в кровати, потом вроде стало лучше, кашель почти прошел. Новый год влюбленные встретили под заснеженной елкой, попивая ледяное шампанское.

«Идиот!» — припечатала Мишель.

В Москву пара вернулась только третьего января, и в тот же вечер температура у Павла подскочила до сорока. Вика вызвал «скорую» помощь. К моменту приезда врачей Павел был без сознаний, и его тут же госпитализировали. Вика, как настоящая декабристка, поехала за любимым в больницу.

— Если бы я только знала! — причитала она, размазывая по лицу сопли.

Мишель ничего не ответила, не смогла найти приличных слов.

— А вдруг он умрет? — вопросила у нее девушка, шмыгая носом.

— Похороните, — резко ответила Мишель, разрываясь между двумя желаниями: дать Вике по голове или уйти, брезгливо отряхнув рукав, до которого та дотрагивалась.

— Почему я? — некрасиво икнула Вика.

— Ну, не я же, — ответила Мишель, развернулась и пошла прочь.

— Куда же вы?

— Домой.

— А мне что делать?

— Что хотите, что и делайте, — спокойно ответила Мишель.

Кажется, Вика хотела еще что-то сказалась, но у Мишель не было никакого желания стоять и слушать. С нее на сегодня вполне достаточно.

— Мишенька, — раздалось из соседней комнаты, — ты где?

Мишель отодвинула ноутбук, на котором до этого работала, потерла лицо и громко ответила:

— Я здесь!

— Подойдешь ко мне?

— Уже иду.

Она поднялась из-за стола и пошла в спальню, где в кровати лежал слабый еще после болезни Павел.

**********

Он пришел в себя примерно через неделю после ее приезда из Таллинна.

Она вышла на работу (а что еще оставалось делать), продолжая ломать голову над тем, как связаться с Михаэлем. Даже залезла в Гугл карты, пытаясь определить адрес его чердака. Напрасно — дома в том районе были понаставлены таким образом, что Мишель никак не могла решить: в каком из них живет ее трубочист. С другой стороны, ну определи она его адрес, и что? Будет писать письмо: «На деревню дедушке»? Нет, это не выход. Нужно было искать другие варианты.

Когда Павел очнулся и смог дышать самостоятельно, ей позвонили. Мишель приехала в больницу и чуть не столкнулась в дверях палаты с Викой, спешащей навестить любимого. Мишель отступила в сторону, не желая бодаться лбами. Да и зачем ей? На Виннера она давно уже не претендовала, скорее опекала, как опекают родственника, да и чувствовала ответственность по старой привычке. Все равно ситуация получилась крайне неприятной, тем более, что Вика вышла от Павла буквально через пару минут с красным, обиженным лицом и, глядя куда-то в сторону, обратилась к Мишель:

— Он вас ждет.

Мишель некогда было разбираться в хитросплетениях чужих отношений, ей бы со своими разобраться, и она спокойно вошла в палату. При виде нее Павел сделал движение, словно намереваясь подняться навстречу.

— Лежи, — опередила его Мишель.

Подошла к кровати, присела на стоящий тут же стул.

Виннер был еще очень слаб, ее предупредили, что ему и говорить-то трудно, не то, что двигаться.

— Как ты? — спросила Мишель и погладила бывшего мужа по небритой щеке.

В этом ее жесте не было ничего от той огромной любви, которую когда-то она к нему испытывала. Мишель понимала: ушла любовь. Безвозвратно ушла. Куда-то далеко, за синие моря, за высокие горы, за непроходимые леса. Просто так нестерпимо жалко было видеть этого сильного, волевого мужчину сейчас беспомощно лежащим на больничной кровати.

Павел прижался щекой к ее руке. Повернул лицо так, чтобы губы коснулись ее ладони.

— Мишенька, — прошептал еле слышно.

— Все будет хорошо, — ласково сказала Мишель, не находя в себе сил, чтобы отнять руку от его губ.

— Я думал, что все. Конец.

— Не говори так, — ответила она строго. — Ты поправишься. Ты просто обязан выздороветь. У тебя работа, родные, друзья.

— И ты, — проговорил Павел с вопросительной интонацией.

Что можно было на это ответить? Что меня ты давно вычеркнул из своей жизни? Сам, своими собственными поступками? Да что там вычеркнул! Выбросил, вытолкнул из всех своих немалых сил!

Наверное, будь она постервознее, так бы и сказала. Но Мишель, глядя на бывшего мужа, больного и беспомощного, не испытывала к нему той всепоглощающей ненависти, которую так лелеяла в себе когда-то. Ей просто было по-человечески его жалко, как бывало жалко и своих же пациентов. К тому же, как ни крути, но совсем чужим Виннер ей не был.