Агата Озолс - Мишка и Трубочист

— Да, катастрофа.

Сказал серьезно, без тени улыбки на лице, и Мишель из какого-то дурацкого чувства противоречия чуть не выпалила: а чего это?! Но сдержалась и ничего не сказала. Потому что Михаэль прав, и она права. Нельзя влюбляться в этого мужчину. Очень много против этого чувства, и прежде всего, место жительства.

Мишель считала себя достаточно серьезным человеком, что бы не понимать: даже если их чувства будут взаимны, ничего из этого не получится. Ее дом в Москве, его в Таллинне, и вряд ли кто-либо из них захочет что-либо изменить. Жизнь сложилась и начинать все заново на новом месте …. Нет, это не для нее.

— Но пока же ничего плохого не случилось, — голос Михаэля вклинился в ее невеселые думы. — Может быть, не стоит огорчаться заранее?

«А вот это правильно», — решила Мишель и ответила:

— Давай не будем об этом, хорошо?

— Может быть, еще глинтвейна? — провокационного предложил Михаэль, резко меняя тему.

Глинтвейна хотелось, но Мишель понимала, что ей, пожалуй, достаточно.

— Увы, — вздохнула она, — вынуждена отказаться. Иначе тебе придется нести меня на руках.

— Могу и отнести.

Она посмотрела на мужчину. Да, этот может. И дело даже в не том, что высок и физически силен. Просто сразу видно — мужик.

Готовый принимать решения и нести ответственность за свои поступки. Дело ведь не в глинтвейне. Что глинтвейн, тьфу, ерунда. Дело в том ощущении защищенности, что возникало у Мишель, когда трубочист был рядом.

С Виннером такого не было. С Павлом они были партнерами. Все пополам — горе и радость. И Мишель это вполне устраивало. Раньше устраивало. До того, как выяснилось, что у Павла были свои, личные радости.

Глядя на Михаэля, сразу было видно: он, не задумываясь, возьмёт все горе себе, оставив женщине только радость. Такие как он искренне считают, что женщина имеет право быть слабой, а мужчина это прежде всего защитник.

«А ведь это здорово, хоть чуточку побыть слабой», — мелькнула в голове мысль.

— Так что, нести? — Михаэль взял ее за руку.

— Пока не надо, — Мишель улыбнулась.

— А глинтвейн еще взять?

— Тоже не надо, — отказалась Мишель и предложила: — Пойдем уже домой, я устала.

— Пойдем, — покладисто согласился трубочист.

И они медленно двинулись в сторону его дома.

— Послезавтра поедем в Тарту, — сказал Михаэль.

— А завтра?

— А завтра я покажу тебе Пириту.

— Мы пойдем на пляж?

— Как можно побывать в Таллинне и не сходить на залив?

- Так ведь зима, — сказала Мишель, хотя сама планировала погулять по пляжу.

— Вот и хорошо, что зима. Свежий воздух и нет людей.

С этим Мишель не могла не согласиться. Продолжая улыбаться, сама подхватила трубочиста под руку и пошла, стараясь попасть с ним в шаг.

Дома, пока Мишель мыла руки, Михаэль разжег камин.

— Голодный? — спросила она машинально, подходя к огню.

— Ужасно.

— Я разогрею мясо.

— Нет, сиди, отдыхай. Я сам.

Он помог Мишель устроиться на диване, укрыл пледом и пошел на кухню. Мишель запоздало подумала, что ему, возможно, просто хочется побыть одному. Может быть, она была слишком навязчивой?

От камина шло приятное тепло, пахло сосной. Мишель пригрелась, закрыла глаза и погрузилась в приятную дрему.

Там, на кухне раздавались звуки — Михаэль грел еду, сервировал стол, ужинал. Ее мысли крутились вокруг последних дней. Все, что происходило с ней в этом городе, было настолько необычно, что вполне могло стать сюжетом для романа. От этой мысли Мишель улыбнулась, не раскрывая глаз. Ее жизнь сделала крутой поворот.

«Сама ведь этого хотела, — напомнила себе Мишель. — Вот и получай».

Тут она сообразила две вещи. Во-первых, что желание, которое она загадала, начинает сбываться. А во-вторых, что на кухне уже никто не шумит.

Мишель прислушалась. Чуткое ухо уловило мужеские шаги в сторону спальни. Она приподнялась на диване и повернула голову в сторону ниши, где у Михаэля стояла кровать. Мишель только глянула и уже не могла оторвать глаз.

Там, в полумраке, стоял Аполлон. Нет, Тор. Или Один. Или другой какой-нибудь скандинавский бог, иначе и не скажешь.

Михаэль собирался переодеться и снял с себя одежду, оставшись только в боксерах. Он не был массивен, скорее жилист и сухощав. Но Мишель сразу оценила силу, исходящую от его обнаженного тела. Она, затаив дыхание, смотрела на широкие плечи, длинные мускулистые ноги, гладкую кожу и грацию, с которой двигался мужчина.

Мишель очень захотелось дотронуться до трубочиста.

«Вот и иди, — раздался в голове внутренний голос, — трогай. Чего ты теряешься?»

«А ведь на самом деле, — ответила самой себе, — чего я теряюсь?»

Мужская спина под ее рукой оказалась неожиданно горячей, но очень приятной наощупь. Мишель провела ладонью от затылка до поясницы, пальцы замерли на границе мужского белья.

«Что я творю? — пронеслось у нее в голове. — Это просто неприлично!»

Но внутренний голос, ехидно посмеиваясь, тут же напомнил, что конкретно с этим мужчиной у нее все уже было. Даже если близость с ним не нашла отклика в ее душе, это ничего не меняет. Было, и нечего строить из себя бог весть кого.

Еще секунду Мишель колебалась: продолжить или отступить? А потом словно ее кто-то толкнул под руку, и Мишель отпустила себя.

Михаэль шумно выдохнул и не стал медлить. Резко повернулся и притянул Мишель к себе.

Губы у него были мягкие и неимоверно наглые, а поцелуй просто крышесносным.

И да, это был лучший секс в ее жизни.

А потом они лежали, тесно прижавшись друг к другу и слушали, как где-то вдалеке играет музыка.

— Это на улице? — спросила Мишель, забыв на минуточку, что за окном зима, мороз и метель.

— Нет, — Михаэль провел кончиками пальцев по ее бедру, выводя замысловатые узоры на чувствительный коже, — это соседи.

— У тебя есть соседи? — удивилась Мишель.

— Конечно. Как у всякого обычного человека.

Мишель подняла голову и смотрела, как шевелятся его губы. Сюда, в нишу с кроватью еле — еле доходил свет от камина, и в легкой полутьме его лицо казалось каким-то нереальным.

— Я никого не видела, — сказала Мишель, чуть меняя позу, чтобы его рука легла ей на попу.

— А кого ты хотела видеть? — Михаэль провокационно сжал мягкое полушарие.

— Никого, просто почему-то мне показалось, что ты живешь тут один.

— Нет, внизу еще несколько квартир.

— Странно, — задумчиво сказала Мишель.

— Ничего странного.

— Этот дом очень идет тебе. Странно, что приходится его с кем-то делить.

— Боюсь, что этот дом был бы слишком велик для меня одного. Мне вполне достаточно чердака. Чердак мне идет, как ты считаешь?

Вместо ответа Мишель примерилась и лизнула его бок.

— Щекотно!

— Ты боишься щекотки?