Аластер Рейнольдс - Алмазные псы [сборник litres]

– Любовь – это больше, чем просто очарование. И ты сама сказала, что находишься на полпути к тому, чтобы снова стать человеком.

– Я сказала, что не могу больше быть сочленительницей. Но это еще не значит, что я когда-нибудь стану такой, как ты.

– А ты попытайся.

– Ты не понимаешь нас.

– Но хочу понять!

Погода плотно закрыла глаза:

– Давай не будем… забегать вперед, хорошо? Я только хотела оградить тебя от необязательной боли. Но если мы не заставим корабль лететь, как нам нужно, об этом ты будешь беспокоиться в последнюю очередь.

– Я знаю.

– Тогда, может быть, нам стоит вернуться к разговору о двигателях? Повторяю, все это ничего не будет значить, если Ван Несс не захочет мне доверять.

Мою щеку засаднило, как от сильной пощечины. С одной стороны, я понимал, что Погода желает мне только добра, пусть даже в самой резкой форме, и я отчасти готов был принять ее отказ. С другой стороны, теперь меня тянуло к ней еще больше, словно ее прямота только обострила мою страсть. Возможно, она была права, возможно, я сошел с ума, решив, что сочленительница способна на ответное чувство. Однако я помнил, как нежно она гладила мои пальцы, и хотел ее еще сильней.

– Я поговорю с Ван Нессом. Кажется, есть одна мелочь, которая убедит его рискнуть. А ты пока подумай, чем сможешь помочь нам.

– Это что, приказ, Иниго?

– Нет, – ответил я. – Никто тобой командовать не будет. Я дал тебе слово и не собираюсь его нарушать. И после того, что ты сказала, ничего не изменилось.

Она сидела, сжав губы, и рассматривала меня, словно я был запутанной логической головоломкой, которую необходимо разгадать. Я почти ощущал, как яростно работает ее мозг, – такое чувство, словно стоишь рядом с гудящей турбиной. Затем Погода чуть приподняла острый подбородок, так ничего и не сказав, но дав мне понять: если смогу убедить Ван Несса, она сделает все от нее зависящее, пусть даже это ничего нам не даст.

Капитан оказался более крепким орешком, чем мне представлялось. Я ожидал, что он сдастся, когда узнает о нашем непростом положении – что мы топчемся на месте и только Погода может все исправить. Но Ван Несс лишь разочарованно прищурился:

– До тебя так и не дошло? Это же ее хитрый трюк. Наши двигатели были в полном порядке, пока мы не взяли ее на корабль. И тут вдруг пошли вразнос, и оказывается, что только она способна помочь.

– Остается еще корабль, о котором говорила Вепс.

– Никакого корабля может и не быть на самом деле. Что, если это просто сбой сенсоров, галлюцинация, которую «Петриналь» видит по воле Погоды?

– Капитан…

– Это тоже сыграет ей на руку, неужели не понимаешь? Тот самый предлог, который заставит нас поступить, как ей надо.

Мы сидели в каюте капитана, за запертой дверью – я предупредил его, что нам нужно обсудить очень серьезный вопрос.

– Не думаю, что это ее рук дело, – спокойно сказал я, дав себе клятву лучше сдерживать норов, чем в прошлый раз. – Она слишком далеко от двигателей или сенсоров, чтобы психически воздействовать на них. Да к тому же мы ее держим в каюте, которая с самого начала была, по сути, клеткой Фарадея. Она считает, что один из двигателей был поврежден в перестрелке с «Василиском», и у меня нет причин ей не верить. Думаю, вы ошибаетесь насчет нее.

– Она вертит нами, как хочет, малыш. Сначала сделала что-то с нашими двигателями дистанционно, а теперь – если ты настоишь на своем – придется подпустить ее прямо к ним.

– И что она сделает?

– Все, что ей взбредет в голову. Например, взорвет нас. Об этом ты подумал?

– Но тогда она и сама взорвется вместе с нами.

– Ну а если именно это ей и нужно? Может, она выбрала смерть, коль скоро ей так тяжело жить в отрыве от остальных пауков, как ты утверждаешь. Я что-то не заметил, чтобы она уж очень сильно желала, чтобы ее спасли с поврежденного корабля. Возможно, она предпочла бы умереть прямо там.

– Мне показалась, что она хотела остаться в живых, капитан. У нее была сотня возможностей покончить с собой еще на «Василиске», прежде чем мы добрались до нее. Но она этого не сделала. Думаю, просто боялась, что мы окажемся такими же, как другие ультра. Вот почему она убегала от нас.

– Отличная версия, малыш. Жаль только, что в ней слишком многое висит на соплях, а то бы я мог хоть на секунду в нее поверить.

– У нас нет другого выбора, кроме как довериться ей. Иначе большинство из нас не увидят другую звездную систему.

– Легко тебе говорить, сынок.

– Меня это тоже касается. Я потеряю не меньше, чем все остальные.

Казалось, Ван Несс изучал меня целую вечность. До сих пор он не сомневался в моем профессионализме, но появление Погоды все изменило.

– Моя жена не погибла в аварии при терраформировании, – медленно проговорил он, отведя взгляд. – Я солгал тебе, возможно, потому, что сам хотел поверить в эту ложь. Но теперь пора тебе услышать правду. Ее забрали пауки. Она была инженером, специалистом по марсианскому ландшафту, работала над планом ирригации в Скиапарелли и после наступления на Терра Сабея оказалась в тылу у пауков. Сочленители захватили ее и превратили в одну из них. Отправили в вербовочный анатомический театр, вскрыли ей голову и напичкали своими машинами. Перепрошили ей мозги, чтобы думала и чувствовала так же, как пауки.

– Мне очень жаль, – начал было я. – Должно быть, это так тяжело…

– Это было не самое тяжелое. Мне сказали, что ее казнили, но через три года я увиделся с ней. Она попала в плен к Коалиции за невральную чистоту, и ее попытались снова превратить в самостоятельного человека. Никто раньше этого не делал, и моя жена стала подопытной. Меня пригласили в лагерь Тихоплекс на Луне, рассчитывая, что я смогу вернуть ее назад. Я не хотел этого делать, знал, что ничего не выйдет, и мне легче было бы думать, будто она уже умерла.

– И что было дальше?

– Она вспомнила меня, как только увидела. И даже назвала по имени, словно мы расстались на какие-то минуты. Но в ее глазах было равнодушие. На самом деле еще хуже, потому что равнодушие означало бы, что она все еще испытывает какие-то узнаваемые человеческие эмоции, пусть даже это были бы неприязнь или презрение. Но ничего похожего. Она смотрела на меня, как на сломанную мебель, протекающий кран или пятно плесени на стене. Как будто ее смутно беспокоило то ли мое состояние, то ли сам факт моего существования, но более сильных эмоций она не испытывала.

– Это уже была не ваша жена, – сказал я. – Ваша жена умерла в тот момент, когда ее забрали пауки.

– Хорошо было бы в это поверить, правда? Беда в том, что я так и не смог. Не сомневайся, малыш, у меня было вдоволь времени, чтобы подумать об этом. Я знаю, в ней осталось что-то от моей жены, даже после всего, что с ней сделали в анатомическом театре, только этому чему-то я больше на хрен не нужен.