Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

Телониусу захотелось смыться. Гигант понял это и опустил руку так, что она отрезала путь к берегу Океана Манеева. Тем не менее Телониус сделал несколько шагов назад, пока не уперся спиной в каменную длань. Глыба башки над ним загудела, из пещерного зева исторглось:

– Минотавр!

Акустический удар бросил Телониуса на колени. Он заорал, стиснул ушные отверстия ладонями, но безуспешно – звук рождался внутри его собственной головы. Еще немного, и череп не выдержит – взорвется, и не остается ничего, кроме как, чуть ли не разрывая рот, кричать в ответ:

– Те-ло-ни-ус! Те-ло-ни-ус! Те-ло-ни-ус!

Он вступил в безумную перекличку с каменным чудовищем, в безнадежное соревнование – кто кого перекричит, заранее зная, что проиграет. Звуковые волны накатывали со скоростью штормового прибоя, он всем телом ощущал удары, а когда, воспользовавшись мгновением затишья, взглянул на нависшее над ним чудовище, чуть не завопил от ужаса. Зев наполнился клубком нитей, которые выпали, повисли над Телониусом, а затем превратились в щупальца, тянущиеся к нему. Они опутали его плотным коконом, подняли, стиснули так, что он не мог вздохнуть, и втащили в глотку чудовища, которая тут же сглотнула. Его потащило вглубь. Туда, где располагался столь же каменный желудок.

Нужно сопротивляться, думал Телониус, проваливаясь в бездну. Нужно встать поперек горла, продолжал он думать даже тогда, когда каменная глотка расширилась настолько, что в кромешной тьме он перестал ощущать ее даже тем зыбким чувством, которое предупреждает: хотя преграды нет, но она здесь, рядом, притаилась, и только ждет малейшего неверного движения, чтобы вновь обрушиться на колено, на ступню, пальцы. Он больше не падал. Щупальца исчезли. Телониус висел в гулкой тьме и пустоте. Его не оставляло странное чувство будто тело стремительно расширяется, как оболочка сверхновой, стремясь достигнуть хоть какого-то предела в беспредельном космосе.

– Минотавр! Минотавр! – повторял как заклинание Телониус, ожидая, что имя это явит чудодейственную силу. И что самое удивительное, именно так и произошло. Не сразу. Не в одно мгновение. Возможно, прошла тысяча мгновений или миллион. А может, и миллиард. Миллиард мгновений понадобился свету выделиться из тьмы. Свернутый эмбрион Телониуса, висевший в безбрежной тьме, наконец-то открыл круглые глаза.

Гдеячтоязачемяотчегоявчемяктоягдея…

Вопросы неразличимым потоком устремились сквозь него, эти первочастицы разумного бытия. Что есть разум, как не вопросы? Бесконечное количество вопросов о бесконечности мира. На самый первый вопрос Телониус удосужился получить ответ, И заключался он в том, что ничего не изменилось. Или почти ничего. Он пребывал во все том же мире, чьи берега омывал Океан Манеева, вот только масштаб исказился. Вернее, перешел в иное соответствие. Телониус отныне не был крохотным существом у подножия каменного колосса. Теперь он и был этим колоссом – весь, целиком, будто натянул на себя кожу не по размеру, но умная ткань немедленно сжалась, облегая словно вторая, а точнее, – первая кожа. Будь мир вокруг больше, он вряд ли ощутил, как стал титаном. Но мир Океана Манеева оказался весьма недолог по размерам. Неровный горизонт, близкий настолько, что Телониус в два скачка мог его достигнуть.

Новое тело село идеально. Не давило, не жало, не натирало. Если бы не память о том, каким он, Телониус, был раньше, вполне можно утверждать, что именно таким и уродился в этом мире… а каком, кстати, мире? Телониус сделал шаг, другой, еще раз поразившись идеальному слиянию с гигантским телом, а затем, оглядевшись, пошел прочь от белесых вод Океана Манеева вглубь черной земли. Там, он почему-то был убежден, найдет интересующий его ответ.

Масштаб и впрямь разительно изменился. Для Телониуса номер один местность выглядела как непроходимое нагромождение скал, и чем глубже в сушу, тем хаотичнее представал окружающий пейзаж. Вряд ли номер один смог бы сильно продвинуться среди этого следствия какой-то геологической катастрофы. Но для Телониуса номер два катастрофа представала всего лишь изрытой ямами, испещренной трещинами антрацитовой поверхностью. Шагать по ней требовало внимания и сосредоточенности, дабы не угодить в неприметную рытвину, зато позволяло окидывать взглядом близкий горизонт в поисках приметы, которую можно выбрать направлением движения.

Но самые удивительные перемены происходили в небесах. Потоки крупных мазков разноцветной краски выцветали, бледнели, студенисто дрожали, прежде чем окончательно исчезнуть, оставив после себя черноту. Процесс охватывал всю небесную сферу целиком. Казалось, что нарисованный холст под воздействием сверхнизкой температуры скукоживается, нанесенная краска хлопьями отпадает, открывая бездну грунта, в которой, в свою очередь, присмотревшись, можно углядеть движение сверкающих точек.

Телониус, завороженный зрелищем, ускорил шаг. Он торопился дойти до предела близкого горизонта, когда небо окончательно очистится, а потому перестал смотреть под ноги, и на очередном шаге ступня внезапно не ощутила тверди, ухнула в пустоту, он попытался сохранить равновесие, замахав руками, но безуспешно. Оставалось только хоть как-то приготовиться к падению, собраться, но Телониус тут же потерял контроль над телом. Он вновь оказался крошечным существом внутри поглотившего его колосса.

– Не сопротивляйся, – шептал успокаивающий голос. – Демиургу требуется новая оболочка. Позволь помочь. Отступи, и все будет хорошо.

Телониус сделал так, как просили. Отступил и позволил. Как раз вовремя. Гигант выбросил вперед руку, ударил сжатым кулаком в грунт, а когда колено коснулось земли, бедро переломилось в дополнительном изгибе. Подобное нарушение анатомических стереотипов движения оказалось вполне эффективным. Тело вновь обрело управляемость.

– Нить?! Это ты?! – крикнул Телониус, вновь поднимаясь. – Где ты?

– Здесь, – сказала Нить со знакомой интонацией отпрыска, решившего сыграть в прятки. – Здесь. Я – это ты. Ты – это я.

– Не понимаю… – начал было Телониус, но тут же сообразил. – Подожди, так ты – эта оболочка?

– Шкурка, – хихикнула Нить. – Знаешь сказку про царевну-лягушку? О том, как один царевич нашел на болоте лягушку, а она оказалась царевной и каждую ночь скидывала с себя лягушачью шкурку… А потом он решил сам узнать – каково это быть лягушкой, и натянул шкурку на себя…

– Нет, – признался Телониус. – Большей белиберды не слышал.

– Да, действительно. – Нить стала серьезной, будто допустила досадный просчет, свидетелем чему стал Телониус. – Приступаю к инструктажу. Прошу подтвердить готовность.