Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

И словно только сейчас Червоточин заметил в рубке еще двух человек. В отличие от них с Нитью, стоявших так, будто никаких десяти «же» не было, эти двое находились в антиперегрузочных коконах. Коконы от перегрузок почти не спасали, к тому же лишали любой возможности что-то предпринять для своего спасения. Бывалые космоплаватели их люто не любили и выводили из строя сразу же, как вступали в командование кораблем.

Шутовски приложив палец к губам, Червоточин на цыпочках подобрался к Корнелию и склонился над ним, рассматривая лицо комиссара, превращенное перегрузкой в жуткую маску.

– Корнелий, – позвал Червоточин, и когда комиссар приподнял веки, открывая залитые кровью глаза, удовлетворенно кивнул и продолжил: – Комиссар, как человек чести вы можете обещать стать адептом благовести, если вытащу вас из переделки? Я не требую от вас религиозного фанатизма, схизмы и прочего флагелланства. Мне безразличны клятвы верности и договора, подписанные собственной кровью. А тем более кровью чужой… – Червоточин перевел взгляд на соседний кокон. И неожиданно для себя встретился глазами с Ариадной. Он продолжил, вновь обращаясь к Корнелию: – Единственно, я заберу необходимую для дальнейшей работы вещь. Понимаю, что не вправе претендовать на плоды труда той, кого долгое время считал своей супругой, но, поверьте, комиссар, не ради себя, а исключительно во благо и торжество человечества. – Червоточин сухо рассмеялся. Разогнулся, демонстративно потер поясницу, будто затекшую от неудобной позы, повернулся к пульту и ткнул пальцами в клавиши.

Включилась тревога. Сигнал предупреждения залил рубку переливчатым сине-оранжевым огнем, наполнил звоном и отсчетом метронома.

– Они смогут спастись? – Нить так и не сдвинулась с места, разглядывая коконы Корнелия и Ариадны. – Ты ведь не обманываешь?

– Смогут, смогут, – с нотой раздраженного нетерпения ответил Червоточин. – Пойдем. Чем дольше я здесь присутствую, тем больше времени им понадобится для достижения горизонта событий. Каждая секунда – столетие. А может, и тысячелетие… Старик Эйнштейн во многом не прав, но в первом приближении сгодятся и лоренцевы преобразования. Ты чувствуешь? – Червоточин щелкнул пальцами. – Тысячелетия как не бывало! А вот еще… и еще…

– Ты… их… не… получишь… – голос, полный боли, перекрыл какофонию тревоги. – Даже… не… думай…

– Ари? Где ты, дорогая? – Червоточин деланно покрутил головой, выискивая говорившего.

– Это не она, – быстро сказала Нить, наклонившись к кокону женщины. – Она в беспамятстве…

– Это она, – сказал Червоточин. – Частичная загрузка личности в ячейки управляющей системы корабля. Варварская технология, чреватая нехорошими последствиями, но в условиях запредельных перегрузок единственно возможная… Умница! – Он демонстративно сделал несколько хлопков ладонями.

– Ну вот, и я вновь твой лоцман-вергилий, – сказала Нить. – Первый круг познания благовести тобою пройден.

Телониус ничего не ответил. Он сидел и смотрел вверх – пристально, не отрываясь, вглядываясь в пустое небо так, словно от напряжения глаз появится на небе столь привычный когда-то рисунок звезд. Но то, что там происходило, при всем желании нельзя назвать ни звездным небом, ни небом вообще. Казалось, сумасшедший художник узрел во тьме колоссальные космические течения, они сталкивались, переплетались, закручивались спиралями, увлекая за собой мириады лазоревых мазков. Переливчатое великолепие вызывало головокружение и тошноту, но Телониус упрямо вглядывался в хаос вихрей, пытаясь уловить в нем хоть какую-то регулярность. Почему-то это казалось ему сейчас важным. Небо – источник закона и порядка, как утверждали древние.

– Не молчи, – попросила Нить. – Ты должен тоже задать мне вопрос. Понимаешь?

– Какой? – спросил Телониус. – Подскажи, и я задам.

– Ты должен спросить: что такое первый круг познания благовести?

– Что такое первый круг? – послушно повторил он. Препираться с Нитью не хотелось. – И есть ли второй, третий? Сколь их еще, этих кругов?

– Я не знаю, – призналась она. Призналась с такой грустью, что Телониус оторвался от созерцания небес и посмотрел на нее. Перед глазами все еще плыли грандиозные космические вихри, пришлось несколько раз сморгнуть, прежде чем на фоне унылого мертвого пейзажа проступила фигурка Нити. – Но точно знаю, что так полагается. Ну, сказать про первый круг. И выслушать вопрос, и дать еще ответ. Наверное, это такой код. Понимаешь? По отдельности слова понятны, но их смысл утрачен миллиард лет назад. Остался ритуал, который кажется столь глупым.

– Мне не кажется, – покачал головой Телониус. – Порой, чтобы запустить какую-то машину, требуется сделать нечто на первый взгляд глупое. Сказать кодовое слово, например. И тогда…

– Что – тогда? – Нить собиралась еще что-то добавить или спросить, но земля под ногами дрогнула. Сначала слабо, еле заметно, затем тряхнуло сильнее, отчего Нить чуть не упала, но Телониус подхватил ее под руку. Он озирался, пытаясь отыскать источник землетрясения, но вокруг простирались все те же, ставшие привычными, черные глыбы.

Затем вновь наступили тишина и покой. Когда Телониус уже готов был с облегчением перевести дух, земля с оглушительным треском лопнула. Трещина пролегла в десятке шагов от них и стремительно расширялась – идеально прямая, как хирургический разрез. Сообразив, что разлом может поглотить их, Телониус побежал и потащил Нить за собой. Та запиналась, падала, приходилось останавливаться и поднимать ее. А разлом стремительно разрастался. Похоже, им ни за что не поспеть выбраться на твердь. А потому, когда почва под ногами осела, Телониус сделал единственное, что мог – со всей оставшейся силой бросил Нить вперед, надеясь, что толчка хватит и ей удастся уцепиться за валун. К началу береговой гряды трещина вряд ли доберется. Сам при этом качнулся назад, сгруппировался, упал на спину, перекувыркнулся и покатился в бездну, сильнее прижимая колени к груди, вцепившись в лодыжки, отчего походил на мячик, катившийся по склону, подскакивая на попадающихся на пути выступах.

Склон становился круче. Еще немного, и Телониус полетит в бездну, но тут он достиг дна. Телониус ощупал себя как смог. Тело ныло от синяков, но ни вывихов, ни переломов он у себя не обнаружил. Лишь голова слегка гудела и кружилась. Он встал и осмотрелся.

Их масштабы настолько не совпадали, что Телониус не сразу его заметил. Это казалось невероятным, но взгляд его скользнул по колоссу не один, не два раза, но остановился на гигантской фигуре лишь когда она шевельнулась, а затем с грохотом склонилась к Телониусу, желая поближе рассмотреть крохотное создание, что осмелилось потревожить ее. Фигура выглядела настолько огромной, что трудно понять – на что она походила. Телониусу казалось, будто ее вытесали из плохо обработанного куска скалы. Тело колосса бугрилось безобразными наростами. Колосс сложился пополам, припав на одно колено, протянул руку к Телониусу, а другую прижал к бедру, склонившись так, что огромная башка оказалась над Телониусом – каменная глыба, покрытая отметинами времени, без всяких признаков глаз. Нечто похожее на рот у глыбы имелось – отверстие в скальной породе, нависшей над Телониусом.