Андрей Бонцевич - Кома

Мартин пододвинул столик к кровати. Кофе исчез за секунду, а бутерброд некоторое время пытался сопротивляться. Остатки сна исчезли совсем, и Мартин улыбнулся. Одежда, гладкая и даже как будто чистая, висела на тонкой стеклянной вешалке, сложенная аккуратной рукой.

«Интересно, я хоть разделся-то сам? – усмехнулся про себя Мартин. – Ничего не помню. Вот будет позор, если нет!»

«Это все фигня, – хмыкнул в голове Мартин-скептик. – Вот как ты теперь найдешь дорогу в гостиную?»

Дверь осторожно скрипнула. Мартин на полшага вышел в коридор и осмотрелся. По стенам бежали вихрастые узоры виноградных лоз, с потолка на застенчиво-тонких цепочках спускались кованые фонарики со свечками за тонкими цветными стеклами. Пол блестел натёртой до блеска плиткой, черной, словно разлитая нефть. Мартин тихо закрыл дверь и, стараясь не скрипеть каблуками, пошел туда, где света становилось больше.

За полуоткрытой дверью уходила вниз каменная винтовая лестница. Где-то там слышались голоса и металлические стуки. С невозмутимым видом Мартин спустился в просторную комнату, открытая дверь которой вела в уже знакомую гостиную.

Там, сидя в бордовых кожаных креслах, друг напротив друга, неторопливо разговаривали хозяйки. Нелли повернулась к двери и приветливо помахала.

– Доброе утро! Не волнуйтесь, в этом доме одежда развешивается сама.

– В отличие от несамостоятельных гостей, надо полагать, – кивнул Мартин. – Даже не знаю, как сказать, слов благодарности не хватает.

– А и не надо, – махнула Аля. – Лучше выпейте лимонада. Вон там, на столике. Сама делала.

Мартин взял обжигающе холодный графин и аккуратно наполнил высокий стакан тончайшего стекла. Стенки сразу же покрылись влажной вуалью. От первого глотка свело зубы, и заболел лоб.

– Брр, – поёжился Мартин. – Жидкий азот, честное слово.

– Зато сладкий, – улыбнулась Аля. – Давно такого не было, правда?

– Меня родители так не знали, как вы, – прикрыв глаза, вздохнул Мартин.

– Я вам больше скажу: вы сами себя так не знаете, как мы вас.

Едва Мартин успел сообразить, что на это можно ответить, как в гостиную юркой тенью впорхнула Заморючка. Её белоснежные кроссовки будто бы только что вынули из фирменной коробки, короткая игривая юбочка напоминала кусочек ясного неба, а выглядывавшая из-под жакета футболка и вовсе словно светилась. Мартин засмотрелся на сбегавшие по тонким плечикам бронзовые пряди и чуть не споткнулся о пуфик.

– Это просто нереально! – воскликнула Алина, плюхаясь в кресло. – Первый раз в жизни я проснулась не как после трудового дня на асфальтоукладчике, а как после джакузи с аромамаслом.

– Но ведь сон и должен приводить человека в порядок, не так ли? – улыбнулась Нелли.

– Ну не знаю. Обычно я встаю в образе загулявшего йоркширского терьера.

– Что же, значит, я старалась не зря, – подмигнула Нелли.

По комнате поплыл аромат ванильного крема и кофе. Роскошно захрустел золотистый багет. Сама собой появилась на ровных кусочках шоколадная паста.

Сразу после завтрака Мартин пригласил Заморючку на балкон. Под изгородью качались огромные белые звёзды магнолий, и лёгкий ветерок почему-то приносил запах моря.

– Хорошо здесь, конечно, – сказал Мартин, выкладывая на плетёный столик карту неба. – Но давай всё же попробуем вернуться домой.

Заморючка молча кивнула и взяла карту. Мартин облокотился на перила и глянул вдаль. Повсюду темнели кучерявые кроны и тонкие ветки, и казалось, саду нет конца и края. Эх, поговорить бы с теми, кто остался здесь! Но не покажутся они, и только по ночам тени их теней будут мелькать среди деревьев.

– Ничего не понимаю, – вздохнула Алина. – На, посмотри.

Края картонного листа кое-где замахрились, одного уголка не хватало, да и сами созвездия местами вытерлись до бледно-серого. Мартин почесал кончик носа и прошёлся взглядом по всему листу. Ну Альдебаран, ну Бетельгейзе, ну Спика, в конце-то концов. И что? Как из этого составить ключ?

– Может, это анаграмма? – вслух пробормотал Мартин. – Этакий скрэббл из звёзд.

– Не-а, – качнула головой Заморючка. – Букв слишком много. Если только из заглавных.

– Давай выпишем все, а потом попробуем что-нибудь выдать. Есть ручка?

– Конечно, – кивнул Мартин и запустил руку во внутренний карман. – То есть, нет. Блин! Куда делся блокнот? Был же! Эх, вот я тетеря! Где-то посеял. Что же делать теперь? У колдуний бумагу спросить?

– Не, ну нафиг. Вот прямо здесь на обороте и напишем.

Мартин перевернул листок. По нижнему краю бежали какие-то мелкие буквы и цифры. Судя по всему, эта карта застала последние десятилетия прошлого века и страну, о которой сейчас знают только пенсионеры. То и дело переворачивая листок, Мартин аккуратными ровными завитками карандашных линий начал переписывать первые буквы названий звёзд.

Сириус, Канопус, Регул, Альдебаран, Спика… Много одинаковых букв, мало комбинаций. Мартин прищурился. «АСПРВАСКРПАБА». Краб? Справка? Красавка? Барак? А может, вообще не из этих букв? А может, вообще не из букв? Мартин вздохнул и положил листок.

– Не получается, – тихо сказал он. – Во всяком случае, ничего осмысленного. Если только фраза вроде «Краб квас паб», или что-нибудь похожее.

– Краб квасил в пабе? Дела, однако. А может, брать не первые буквы, а первые слоги?

– Хм. Так. Сириус, Канопус… Нет, лучше не надо.

– Дай, посмотрю, – попросила Заморючка. – Ух ты, а ты видел, что тут снизу написано? Штучка-то древняя. «Типография министерства просвещения СССР. Заставная, шестнадцать. Тираж две тысячи. Подписано в печать двадцатого августа семьдесят шестого года. Цена тридцать пять копеек».

– Подожди-ка. Как ты сказала? Заставная, шестнадцать?

– Ну, да, а что?

– Как интересно… Но это же не может быть совпадением?

– Да о чем ты?

– Адрес! Это неподалёку от моего дома. Ну, или что это у меня было здесь, в Айе. Я это место отлично знаю. Там с одной стороны кафешка, «Арбуз и молчание» называется, а с другой – вечно запертая дверь. Ржавая такая.

– Вот, наверное, туда-то нам и надо.

– Да, по-любому не в кафе. Мы там столько раз с парнями тусили, что никаких загадок уж точно не осталось.

– В крайнем случае, если вдруг не то, попробуем ещё раз скрэббл.

Мартин весело подмигнул и шагнул к двери в гостиную.

Волшебницы стояли около убранного стола. Аля наклонила голову вправо, Нелли – влево, и обе улыбались ласково и грустно, как матери, провожающие детей в далекую дорогу. Странно, но почему-то действительно казалось, что приходится уезжать из родного дома, где все вокруг надёжное и вечное, где всегда любят и ждут. Пришлось долго моргать и вытирать коварно навернувшуюся слезу.

Аля подошла на шаг ближе и протянула Мартину полотняный мешочек.