Андрей Сухарев - Пришествие. Киберпанк

Корректор Елена Дубинина

Дизайнер обложки Максим Новиков

© Андрей Валерьевич Сухарев, 2022

© Максим Новиков, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-5539-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Вот это место, о котором рассказывала музыка, – прошептал дядюшка Рэт.

– Здесь, здесь мы его встретим, того, который играл на свирели.

Однажды мне говорили, что ты это и есть Вселенная.

Ну, с каждым заебанным днем моей жизни я понимаю другое.

Я – это часть Вселенной.

– Какого хрена ты наделал? – говорит он мне, не замолкая, передвигаясь позади меня от одного угла в другой, пряча свою ангельскую физиономию под темным капюшоном.

Ее больше нет. Однако она до сих пор счастлива. Ее счастье не умерло вместе с ней, а растворилось в молекулах воздуха и заразило всю эту атмосферу вокруг.

Я закрываю глаза и вспоминаю тот день, когда впервые вошел на землю в образе человекоподобного.

Я ценил этот день, когда мы в семь утра вместе выходили на пробежку. Я ценил этот день. Поэтому его было немного.

Закрытый капюшоном, я сидел в своем длинном черном плаще на пыльной кровати в какой-то дешевой гостинице с общим туалетом. Мне хотелось блевать. Я впервые попробовал водку, ощутил вкус горечи и отчаяния, и, как назло, она оказалась паленой.

Сариэль нервно ходил позади меня и сурово ругался ангельским матом. Тогда я впервые закурил и прочувствовал, что такое сигарета.

– Ты понимаешь, как ты накосячил? – постоянно говорил он мне эти слова и снова продолжал ругаться ангельским матом и бросал мне подзатыльники.

Я же просто молчал и выкуривал одну за другой сигарету.

– Ты уже никогда не сможешь вернуться. Никогда, – твердил мне эти слова до бесконечности. Затем подошел ко мне и положил свою тяжелую руку на мое плечо. – Прощай, Брат. И помни то, что жизнь хуевая штука. И на твоей улице будет когда-нибудь праздник.

Он похлопал меня по плечу и растворился в воздухе, это был последний день, последний вечер, когда я видел Ангела.

Реального, настоящего Ангела с большими белыми крыльями и светлым чистым лицом, а не глюк, который видят большинство землян из-за белой горячки.

Я смотрю на нее и понимаю, что мой праздник на моей улице был так близок, а теперь все изменилось.

Все изменилось ни к лучшему, ни к худшему.

Все просто взяло и изменилось.

Однажды мне говорили, что ты – это и есть Вселенная.

Ну, с каждым заебанным днем моей жизни я понимаю другое.

Я – это часть Вселенной.

Ты спросишь меня: почему?

Я не знаю.

Ты спросишь меня, почему я сижу на наркоте.

Я не знаю.

Ты спросишь, к чему эти татуировки на моем теле.

Я снова не знаю.

Ты спросишь меня, люблю ли я тебя.

Я засомневаюсь.

Ну, потом снова скажу, что не знаю.

Ты будешь дуться, бить посуду, ругаться матом, откроешь окно и скажешь, что прыгнешь с девятого этажа, разлетишься вдребезги, пока я не дам тебе точного ответа.

Но я тебе вновь и вновь скажу, что я не знаю.

И я проебу тебя.

И на этот раз проебу навсегда.

Ты упадешь глубоко вниз, и мои руки уже не смогут дотянуться до тебя и поднять на ноги. Твоя стройная фигура размажется об асфальт, от твоего тела отлетит голова и покатится к бабушкам на скамейке, которые щелкают семечки. Твои глаза будут открыты, так и не получив ответа.

На улице ебучая осень, которая залетает в мою однокомнатную квартиру сквозь разбитое окно.

Мне холодно, я стою босиком в одних спортивных штанах красного цвета, но я привык к холоду, и порой мне кажется, что у меня стальные яйца и мертвое тело.

Выдыхая дым сигарет с ментолом в окно, оно запотевает, и моя прострелянная голова на нем может написать лишь маты.

– Ты не думал поставить новое окно? – спрашивает меня очередная разовая девушка, замечательно сосущая хуй.

Она вся укуталась в двух одеялах, из-под которых торчит ее светловолосая голова.

Я выдыхаю дым.

И посылаю этот мир нахуй.

– Тебе холодно?

– Очень. Иди ко мне.

В ответ лишь моя мертвая тишина.

– Что ты знаешь о любви? – говорю ей я, стирая слово любовьс окна.

– Лишь пару слов, – четко отвечает это тело, как привыкли отвечать мы на службе.

– И что эти за слова?

– «Я люблю тебя» – других слов не существует. Вот что тебе нужно сказать тому человеку, которого ты, быть может, любишь.

Ебануться.

«Быть может».

«Быть может».

Ну, может и не быть.

– У тебя такое красивое сильное тело и все в шрамах, эти татуировки… Чем ты занимался?

Я опустил глаза в пол с перевернутой пепельницей, c бычками сигарет на полу и с отпечатком губной помады.

– Я убивал людей, – с ебанутой ухмылкой на лице произнес я, словно это вполне нормально в нынешнем мире, и повернул свой пристальный взгляд убийцы к ней.

– Убиваешь плохих людей, – зевая, говорит моя очередная баба для траха.

– Запомни, плохих людей не бывает, я убивал именно людей. Обычных людей: у кого есть жены и дети, которые любят развлекаться в клубах, потрахать баб, кто-то из них примерные семьянины. И если я все же смогу умереть, встречу Бога, я уже не смогу отмазаться, сказав ему: «Дружище, я солдат, убивающий по приказу». «Похуй» – вот что он мне скажет.

«Похуй», и я попаду в ад.

«Похуй», и я встречу своего старого друга сатану.

«Похуй» скажет он, и я вынужден буду страдать.

– Твой имплантат? Таким выдают либо военным, богатым или крутым шишкам.

Я подхожу к ней и скидываю с нее одеяло своей металлической правой рукой.

Имплантат.

Который я заработал за свою службу.

Мощную железную руку.

Робокоп.

Такое мое погоняло среди близких, когда мне отхуярили с дробовика руку, когда выносил раненого своего сослуживца.

Я вожу металлическими пальцами по ее гладкой и прекрасной спине, медленно опуская к заднице в черных стрингах.