Винсель С. - Номинар

В моём сознании отпечатался маршрут, которым я никогда не ходил, но теперь знал не хуже пути от дивана до ванной. Едва интуитивная карта выстроилась, я ко всему прочему вызвал видимую только моему глазу нить, что поведёт меня через лабиринты глянцевых гигантов. Мне было интересно узнать, отличается ли маршрут образа Ариадна от воспоминаний других «первопроходцев».

Надо мной простиралось чистое голубое небо, сливающееся с несколькими уровнями переходов, тем самым создавая лёгкое искажение, напоминающее марево над скоростной трассой в жаркий летний день.

В таком мире технологий определённо были как плюсы – в виде исключительного совершенства проектирования переходов, зданий, автомагистралей и воздушных путей сообщения, так и минусы. Например, ИИ-девушки, раздающие листовки, которые невозможно взять в руки, но едва они тебя коснутся, информация моментально просочится в сознание и, будто заевшая пластинка, будет крутиться, пока ты не усвоишь её, а рекламный слоган не станет твоей новой молитвой на ночь. Эти кукольные модели не более чем иллюзия, состоящая из чистой информации, которую ИИ проецирует напрямую в сознание. Потому ИИ-маркетологов мало кто любит, несмотря на дань уважения их неуёмной фантазии. Если бы они не занимались откровенно навязчивой рекламой, то стояли бы в одном ряду с ИИ-иллюстраторами и архитекторами города.

Новый город был слеплен из того же информационного теста, что и неосязаемые промоутеры: каждая вывеска над заведением, каждое табло, даже украшения на универсализированные праздники. Но и от назойливой рекламы, порой летящей прямо на тебя в виде анимированной зверушки, можно спрятаться, если приобретёшь временную блокировку по сумасшедшей цене. К счастью, у меня водились деньги, но прощаться со всем этим «безумным чаепитием» мне не хотелось, и я шагал дальше, вежливо улыбаясь ИИ-моделям и иногда раздавая им неосязаемые «пять».

Как-то я пытался вообразить Новый город без ИИ, и он предстал передо мной ахроматическим, лишённым любого цвета, кроме чёрного. Без светящихся информационных, но не особо информативных вывесок, без персонажей, сотканных ИИ-маркетологами для развлечения публики и привлечения её в различные места Нового города. Здесь и праздничные украшения никогда не были материальны. Единственное, что можно было по-настоящему ощутить и к чему прикоснуться, – это висячие сады, способные посоревноваться своей пышностью и разнообразием с древним и величественным чудом света, картинки которого нам с братом в детстве показывал отец в бумажной книге.

Кто-то сказал, что мы построили новый Измалиир, и, может, в этом была доля правды. Здесь были собраны все виды рас и национальностей, сохранившихся после Последней войны. Оставшиеся в живых создали величественный город, который отражал собой само будущее. И в прошедшие десятилетия город продолжал расти, уничтожая при этом всё архаичное и строя на его месте нечто новое и грандиозное.

Я следовал за нитью Ариадны. Путь пролегал сквозь сады, накрытые кинетическим куполом, где регулировались самые важные показатели для роста и процветания флоры. Круглый по своей форме подвесной сад протягивал зелёные рукава сразу по шести туннелям, расходящимся от него. Один из таких рукавов напоминал тропические джунгли с нависающими над головой лианами. Стянутые в изумрудные жгуты лозы искрились влагой. Правда, крики животных – и сами они – были лишь плодом воображения чужого ИИ: распускать экосистему дальше купола было попросту неразумно.

Я спускался всё ниже к побережью, где причудливо переплетались два столь разных мира и располагалось заведение, в котором работала Мойра.

Внутри пространство напоминало нанотехнологичный ковбойский салун. Нанотехнологичный, потому что хозяин места не терпел технологий, устаревших хотя бы на одно поколение, а что касается салуна, то здесь мне чудилась уже скорее атмосфера. Едва переступив порог автоматических дверей, ты ощущал подозрительные взгляды исподлобья и атаки стороннего интегрированного интеллекта на персональный ID. Завсегдатаями здесь были по большей части тьюринги и по совместительству информационные наёмники, такие как Акки. И если Акки проблемы своих клиентов решал преимущественно в интегрированном мире, то я вживую.

Интегрированный мир – это пользователи, подключённые к интегрированному интеллекту и управляющие всеми сферами, подконтрольными ему. Иная вселенная, где коллективное сознательное позволяет существовать каждому в отдельности.

Как тьюринг – то есть посредник в интегрированном мире, способный изменять его структуру, – я был неплох. Но такой мозговой штурм всё же предпочитал оставлять другим, например, моему красноволосому другу Акки или несравненному в своём деле мастеру – Элиену.

Последний, наверное, самый опасный тьюринг в моём личном списке. В широких кругах он не особо известен, и это поразительно, потому что его Эго едва ли умещается в мире ИИ. Разговаривая с ним, я постоянно ощущаю себя придурком, который впервые устанавливает базовую версию эгиды.

Из раздумий о ещё одном друге из расы номинаров меня вырвал голос Мойры:

– Я здесь! – Она энергично помахала рукой из-за высокой стойки, отделанной пластинами с каменными прожилками.

Благодаря тому, что она работала здесь управляющей и барменом по совместительству, меня не особо донимали сетевыми атаками на персональный ИИ, да и сам Элиен изрядно постарался над моей эгидой.

– Кажется, я тебя уже где-то видел. – Я перегнулся через прохладный искусственный камень, чтобы поцеловать вишнёвого цвета губы любимой.

– Надеюсь, ты задержался потому, что разгребал свалку мусора у нас дома? – Она приподняла глянцево-чёрную бровь и нацелила на меня серьёзный взгляд жемчужно-серых глаз.

Под таким взором я всегда чувствовал себя виноватым и был уже готов сознаться, что задержали меня дома две чашки кофе и новая книга, но тут подоспел Акки.

Сегодня в заведении, наверное, только мы с Мойрой были людьми без модификаций, но Мойра представлялась куда более привлекательным, скорее, сногсшибательно красивым человеком. Вороные, длинные шёлковые волосы, почти столь же тёмная кожа и светлые глаза, сверкающие серыми сапфирами. Я любил маленький, аккуратненький носик, чуть вздёрнутый к небу, овал лица в виде сердечка и губы, словно наконечник любовной стрелы. Я называл её ангелочком, но только про себя – она почему-то обижалась на это сравнение. При дневном свете вся её красота расцветала по-настоящему.

– Доброе, Мэло! – С другого конца стойки ко мне подскочил Акки.

Вот он выглядел истинным номинаром и не старался скрывать это: огненно-красные волосы, флюоресцирующие при любом свете, он всегда держал распущенными, а глаза-хамелеоны постоянно меняли свой окрас. Строгий характер отражали резкие черты лица.