Максим Новожилов - Страна Со Шрамами: Крах Последней Империи

– Чем больше думаю обо всём этом, тем больше боюсь получать ответы, братан. Я не знаю… Наши родители несут ответственность за эту возню, я не спорю. Но, лично я, не хочу ей заниматься. Каждый день проходя по улице, я замечаю на себе множество взглядов ненависти. Просто потому, что на мне белый китель. А ведь с этими работягами мы даже не знакомы. Да и я сам никому зла не сделал в этой жизни. Но всё равно… Эти взгляды… Они будто желают мне смерти. Я глубоко уверен, если бы не кругом висящие камеры и не патрули Гвардии, я бы не дошёл и до соседней улицы. Этот город сводит меня с ума. Поскорее бы уже уехать отсюда. Отец много рассказывал как живётся в других странах. Поэтому, я хочу к нему в отдел. Хочу посмотреть мир.

– Не волнуйся, скоро начнутся вступительные, потом три года учёбы. И сможем распрощаться с этим гнилым городом. Никаких тебе патрулей, проверок и косых взглядов. В дальних областях гораздо спокойнее чем здесь. А тебе вообще хорошо, покатаешься по миру. Хотя бы по азиатским соседям.

– Ага… Если ВП не начудит и не разругается с ними окончательно. В его-то возрасте надо сидеть дома и готовиться к своему земному концу. А он всё пытается себя показать, свято веря, что его в мире будут с уважением слушать. Он может только ракетами полувековой давности других пугать. И то – половина не летает, либо давно сдана на металл. Я просто удивляюсь. Сколько старому лет стукнет в октябре? Девяносто три.

С Народного Проспекта выехали три броневика СС. Пронзительный вой и треск сирен заполнили улицу. Световые сигналы бросали блики на тонированные стёкла. Машины повернули на Владимирский Проспект и поехали в сторону Управления СС.

– Смотри. Едут в свою нору, – расслабленно кивнул головой Стас в сторону автоколонны. Он посмотрел на Костю и протяжно добавил: – Слууушай, я знаешь что подумал? Говорили бы мы потише. У меня нехорошее предчувствие после вашего разговора с тем лейтёхой.

– Твою мать, – прошептал Костя, увидев холодный тяжёлый взгляд и хищную улыбку. Рядом с водителем в головном броневике сидел лейтенант СС и прожигал взглядом парней. Офицер и Костя смотрели друг на друга. – Стас… Почему мне кажется, что он меня преследует?

Стас, немного побледнев, проводил взглядом броневики и тихо сказал: – Подожди… Сейчас проверим. Отец недавно показал один способ, – он встряхнул левую руку, прислонил своё запястье к Костиному и набрал его коммуникатор. – А теперь посмотри, – Костя нервно выдохнул, перебарывая тревогу. Он сжал кулак. – Сссука… – прошептал Стас. Изображение на запястье покрылось рябью тёмных полос и точек. – Теперь они за тобой следят…

– И… Что теперь делать, братан?

– Для начала, отставить панику. Я поговорю с отцом. Надеюсь, он поможет чем-нибудь.

– Допустим… – Костя согнул тело и обхватил голову. – Блять… А если родители узнают?

– Не паникуй. Твоих родителей не будет в городе до завтра. Надо сделать всё быстро.

– Ты прав… Надо успокоиться. Во, как раз подходит трамвай.

Парни зашли через заднюю дверь и приложили пальцы к терминалу на поручне при входе, автомат выплюнул два контрольных талончика. Они сели на задних рядах, отгороженных прозрачной пластиковой стенкой – местах для Партийных и Гвардейцев. Рабочеобязанным приходилось довольствоваться поездкой стоя в передней части салона, – для них сидения не полагались. Ржавые и облезлые поручни многие годы не видели свежей краски. Пыльные стёкла, покрытые пятнистыми разводами, давно никто не протирал. Портрет Правителя в золочёной рамке висел под потолком в передней части трамвая и был виден каждому. Несколько рабочих в грязных комбинезонах бросали косые напуганные взгляды на Стаса и Костю через стеклянную перегородку. Но быстро отворачивались в сторону, когда парни смотрели на них. Один рабочий крепко спал, опёршись спиной на оконное стекло. Трамвай скрипел и покачивался по разбитым колеям путей. Он ехал на северо-восток города, – в Партийный Район.

Стас набрал коммуникатор отца. Спустя несколько гудков во внутренних наушниках послышался один продолжительный. Он посмотрел на тревожного Костю и сказал: – Сбросил. Может занят чем.

– Он же наберёт как сможет?

– Конечно. Если что, сам его наберу.

Костя расслабленно выдохнул и посмотрел в окно. – Вон, посмотри. Логово открыло свои ворота, – он толкнул Стаса в бок и кивнул на колонну броневиков у ворот во внутренний двор Управления СС.

– Готов поспорить, что он о тебе уже забыл. И ты сам старайся выбросить его из головы, – ответил Стас спокойным тоном.

– А на прослушку меня тогда зачем ставить? Они не имеют права меня слушать без разрешения Совета. Кстати о спорах. С тебя бутылка за спор на площади. Помнишь?

– У меня есть план, смотри как делаем. Берём из припасов твоего отца коньяк, разливаем по флягам. На обратной дороге зайдём в ГПУ и возьмём хорошей водки. Нам всю ночь гулять.

– А давай. Главное, не выпить всё на Красных парусах, братан.

– Ну… Тут уж как повезёт, – парни тихо посмеялись.

Трамвай остановился, скрипя тормозами, и распахнул старые двери. Захрипели звуковые динамики: – Владимирский Проспект, дом четыре. Рабочеобязанным покинуть салон.

Работяги вышли из трамвая. Остался лишь тот уставший. Уснул так крепко, что не проснулся от громкого объявления. Стас встал с места, чтобы подойти и разбудить его. Он потянулся к дверной ручке перегородки, но был остановлен Костиной мощной хваткой за плечо. Он сурово посмотрел на друга и сказал: – Ты хорошо подумал? Вспомни статью двадцать три Устава Партии.

– Но… У него будут проблемы, если он переедет мост.

– А у тебя их будет не меньше, если ты с ним заговоришь. Случая на Площади с тем уродом в погонах тебе было мало? Видишь? Вон там, в углу, висит камера, – резким тоном отрезал Костя. – Поэтому, сядь, и не рискуй зря. Давай посмотрим что будет. Он сам виноват. Нечего спать в общественном транспорте. Надо следить за собой.

Двери трамвая захлопнулись и он выехал на мост через реку. Лёгкий ветерок уносил прочь от города столбы дыма и покрывал рябью мутную речную воду. Слева от моста, на маленьком островке, стояла мощная крепость, – наследие прошедших лет. Старые каменные бастионы были усилены пулемётными вышками, по периметру толстых стен ходили неусыпные часовые в полной броне с автоматами. И портреты Правителя с Верховным Советом во всю длину крепости: они зорко смотрели тяжёлым взглядом на другой берег реки, в сторону Дворца.

Со скорбью на сердце, Стас рассматривал эти стены, обнесённые витками колючей проволоки и думал: – Для чего Правителю такая укреплённая тюрьма? Кого он прячет за толстыми стенами? Неугодных политических? Или прячет там отставных Министров? А этот портрет. Сморщенный старик, весь в медалях. Побрякушек больше, чем ему лет. Смотрит, будто хвастается этими медальками. Надменно, но неубедительно. И от того – смешно. Но за какие заслуги он себя ими обвесил? Стоят ли они хоть что-то? Кого он хочет ими впечатлить? Безумец…