Александр Тюрин - Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры.

«Внимание. Введен в действие план оперативных антидиверсионных действий».

Это, надо понимать, сообщение от системы безопасности лайнера.

А затем в виртуоке появился мой светлый образ! В трех проекциях и во вращении, с указанием характерных точек лица. Сбоку — колонкой биометрические показатели. Информация о «светлом образе» выдавалась весьма мрачная.

«Преступник, некто Урман, используя мимоид, маскируется под известного бизнесмена Андрея Грамматикова… Преступник, применяя VIP-идентификатор господина Грамматикова, принудительно транслирует маскировочный мимоид на боди-коннекторы всех персон, которые взаимодействуют с ним…»

Преступник — то, преступник — сё. Под эти завывания система безопасности безжалостно разоблачила мой светлый образ. Он лишился смокинга, оставшись в трениках и рваной футболке. Волосы на голове опали, плечи опустились, щеки одрябли, лоб сморщился, нос съехал набок. Покривевшая улыбка показывала не идеально белые зубные импланты, а далекие от совершенства зубные протезы и пробелы. Плюс кошмарная прическа, образованная турбулентными потоками и засаленными волосами. Лицо мелкого злыдня из питерских трущоб. Некто родом из мусорного бака.

Вся моя красота оказалась ненатуральной. Повстанцы-жмоты наградили меня не костюмом от Версачи, а одним лишь маскировочным мимоидом. Да что там маскировочный мимоид; нарисовав нинкин портрет на иллюминаторе, я сам себя разоблачил — ведь в биографиях бизнесмена не значится, что он умеет малярничать…

«Преступник особо опасен. Преступник разыскивается за серию убийств. При попытке скрыться преступник подлежит немедленной ликвидации».

Я бросился от русалки непонятно куда. Непонятно к кому. Симулакр ретировался. Негр во мне разочаровался. С Мири мы оба обманывали друг друга, Нине я столь гадкий не нужен. Я вообще никому не нужен, кроме карательных органов и охотников на органы.

Далеко не убежал, взрыв швырнул меня на палубу, лоб звякнул о металл, прикрытый тонким газоном, речка встала на дыбы и, злобно зашипев, ошпарила меня кипятком.

В ударенной башке словно суп булькает, ни одна мыслишка не стоит на месте. Под носом что-то течет. Кровь, блин. Я не техманн. Хоть это приятно.

Там, около аварийного выхода, замаскированного под избушку Яги, появилось трое людей в шуцманских боевых доспехах для ближнего боя. На вид доспехи были словно полированный гранит, отчего шуцманы выглядели один к одному, как «каменные гости». И, хоть у меня страшно ноет ошпаренный бок, надо по-прежнему изображать из себя важную персону.

— Эй, командоры, присоединяйтесь, будем вместе ванну принимать.

Трое направляются ко мне. Похоже, они и оглушили меня взрывом, чтобы не слишком ерепенился. В городе Питере шуцман и с места не сдвинется, просто поманит тебя толстым перстом, слегка прикладывая другую руку к кобуре. А эти космические бойцы вытанцовывают, как в кино, то и дело озираясь, словно кто-то покушается на их задницы. Из трех стволов два непременно направлены на меня. Там видны надкалиберные боеприпасы, «колокольчики». По телеку говорили, что «колокольчик» — это нанотрубчатая структура, разворачивающаяся после выстрела в сетчатый конус на три метра в диаметре. Чертова структура оплетает «врага свободы» и затягивает в узелок, оставляя на нем татуировочку из глубоких шрамов; глаза и уши, скорее всего, вон… На космических кораблях с хрупкой системой жизнедеятельности «колокольчик» предпочтительнее пули. Да и «врагу свободы» придется больше помучиться.

Танцуют шуцманы ко мне вместе со своими «колокольчиками», маневрируют между наноплантовых лжеберёзок, а точечки от их лазерных прицелов прямо у меня на лбу рисуются. И, хотя давление света, как утверждают физики, ничтожно, я ощущаю глубокое бурение.

«Командоры» все ближе, и стволы не отводят. Я еще пробую вести психологическую войну.

— Ребятки, я свой, вы стволы-то в сторонку поверните. Я — свой, вы меня слышите, или оглохли, тогда следите за губами. Я — никакой не Урман. Моя фамилия — Грамматиков. Десятый член в списке Форбса.

Но глазки шуцманов сверлят меня насквозь, также как и лазерные прицелы их винтовок.

— Не двигайтесь, — рявкнул мне передний шуцман. — Просто стойте на одном месте. Иначе вы не уже не десятый член в списке Форбса, а первый труп в нашем рапорте о проделанной работе.

Его Толстомордие не шутит, на свиноватом лице деловое выражение, такое же как у мясника на бойне. Что же мне делать? Упирать на права, звать правозащитников? Если бы я был бы каким-нибудь транссексуалом, я бы еще мог надеяться на их своевременную помощь.

Кажется, под потолком витает орнитоптер. Я различаю его шум — такое форсированное пищание. Орнитоптеры стреляют не колокольчиками, а тонкими шпильками из тяжелого металла. Если она попадает в башку «врага свободы», то дальше он уже живет как растение.

В самом деле, не лучше ли превратиться в овощ прямо на этом месте, чем попасть в виде мыслящего организма на операционный стол к мастерам допроса?

Липкая испарина, вначале с жаром, а потом с морозцем поползла по спине. О чем же надо думать напоследок? Из всей моей полной авантюр жизни вспоминается только, как описался на уроке в первом классе и учительница Мария Петровна заставила меня вытирать желтую лужицу.

Я сделал шажок назад и увидел, что пальцы шуцманов уже слегка надавили на спусковые крючки. С дистанции в десять метров «колокольчики» меня просто искрошат…

Омега решила уничтожить меня немедля… Во избежание того, что я заключу союз с Симулакром и стану физическим лицом, владеющим миллиардами.

«Порта Нигра, Порта Нигра, — запричитал я код доступа к программному клиенту. — Разве ты не обязан спасать мою шкуру? Через несколько секунд из неё даже портмоне не сделаешь.»

Однако никакой реакции; Негр, как братец Кролик, притворился дохлым.

И тут тряхнуло. Не так, как две минуты назад, а всерьёз. Меня швырнуло вперед, на мордастого шуцмана, но я поскользнулся и это спасло мне жизнь. «Колокольчик» свистнул над моей головой, едва не срезав скальп. Я, врезавшись в ноги шуцмана, опрокинул его. Мгновение спустя он снова готов был стрелять, уже свинцовой очередью, но моя рука отбросила вражеский ствол. И, хотя напротив меня был ражий хлопец, от моего отчаянного удара он завалился на спину, мелькнув протекторами ботинок. Бил-то я ему прямо в нос, по рабоче-крестьянски, как десять дней назад у ларька, где на меня наехал один хронический скандалист. Сейчас я гордость почувствовал, сражение выиграно без разделения на «наблюдателя» и «тело». Но недолго длилось счастье Шнеерзона. Снова тряхнуло, и это было дополнено довольно невзрачным звуком хлопка…