Андрей Вичурин - Ник Ботаник

Когда в очередной раз вернулся в действительность, бугай уже слез с меня, а Сыч внимательно вглядывался, стараясь поймать мой ошалевший взгляд.

– Ментам ты чего наплел? – поднялся он с корточек, отпуская меня. Будто и не делал со мною только что ничего, сильно смахивающее на опыты сумасшедшего профессора.

– Ничего не наплел! – открестился я, мотая головой и пытаясь встать. Забыл про связанные скотчем руки и ноги. Вот уж бесовское изобретение!

Сыч достал из кармана нож – раскладуху и разрезал путы.

– Никуда он уже не денется! – пояснил удивленному бугаю свои действия, и снова мне: – Так что?

Я поднялся.

– Сказал им, что не видел ничего! – я дотронулся до обильно кровоточащей щеки. До мяса рассек, сволочь! Зашивать, наверное, придется! – Когда вернулся за сигаретами к столу, смотрю, а там ты! Вот я скорую и вызвал! Что ты в меня запихнул?!

– Так это ты подсуетился! – уже не так враждебно глядя на меня, констатировал Сыч, пропуская вопрос мимо ушей. – Что ж, спасибо! Но все равно, извиняться не буду!

Он указал на мое лицо.

– В следующий раз будешь знать с кем корешаться! А козляру этого, как только увидишь, сразу мне маякни! Я в долгу не останусь! Усек?

Я молча кивнул.

– Хотя, если куратор не соврал, и ты будешь теперь весь из себя шелковый, и твои дружки как на ладони! Ну-ка! Сидеть!

Я почему-то уселся прямо на пол посреди коридора. Очень мне захотелось сделать Петровичу приятное.

– Гляди-ка, действует! – удовлетворенно констатировал Сыч, ухмыляясь. – Не соврал умник! Встать!

Я поднялся.

– Жить по своему распорядку! – Сыч махнул рукой своему подельнику, мол, пошли.

Я помахал на прощанье, счастливо улыбаясь вслед дорогим гостям.

Внезапно, незапертая дверь открылась, и раздался жизнерадостный голос Макса:

– Ванек! Ты шо не приходишь? Мы со Степанычем поспорили… – тут он вошел и, соскочив со своей волны, наконец-то увидел зловеще ухмыляющегося Сыча и его дрессированную гориллу. – Придешь ты или нет…

– На ловца и овца! – довольно потирая ладони, срифмовал Сыч. – Заходи терпила, покалякаем за жисть и за смерть!

Надо отдать должное Максиму, – не смотря на все его реальные и мнимые недостатки, трусом он не был. Иногда до безрассудства. Это я знал с детства. И сейчас он не растерялся. Только зрачки недобро сузились, и подобрался весь, словно какой-нибудь бульмастиф на боевой арене перед броском.

Бугай протиснулся перед Сычом, чтобы за шкварник затащить Макса в квартиру. Что они с ним сделают потом, я даже думать не хотел. Судя по настроению братков, ему стопудовый капец. А если они это сделают тут, то и мне, скорее всего тоже, не смотря ни на что.

Макс, мельком взглянув на мое разбитое дебильновато улыбающееся лицо, видимо хорошо осознал, что одними разговорами дело не закончится, и выводы сделал моментально, думаю точно такие же, как и я, а потому стал действовать решительно. Это мне потом понимание пришло, когда я в спокойной обстановке прокручивал события этого вечера.

– Входящий запрос – зеленый, желтый, смещение ноль! – снова произнес Максим ту непонятную фразу, звенящим от напряжения голосом. Не знаю, возможно в прошлый раз он что-то и другое говорил. Я не особо вслушивался и тогда, и сейчас.

Оба братка застыли, закатывая глаза, и хором продребезжали:

– Запрос принят! – и еще через пять секунд. – Доступ разрешен!

– Протокол поведения – шестнадцать бис! – выдал Макс еще одно непонятное словосочетание.

Видимых изменений не произошло, только глаза парочки остекленели.

– Я сейчас! – сообщил одноклассник, выходя на площадку и закрывая за собой дверь. – Я быстро! Никуда не уходи!

Да уж, уйдешь тут. Я повернул ключ в замке и поплелся в ванную, покосившись на застывшую скульптурную группу и пытаясь привести скачущие мысли хотя бы в относительный порядок. Глаза чесались изнутри неимоверно. Что это сейчас снова произошло?

Из зеркала на меня посмотрела образина добровольца, по дурости своей согласившегося стать на время тренировки грушей Майка Тайсона. По крайней мере, она бы так выглядела, наверное.

Слава богу, хотя бы щеку шить не надо. Глубокая ссадина, и все. Морщась, обработал ее перекисью водорода, представив, как будет выглядеть шрам.

Да уж… Не очень героично. Слишком широкий. Без такого истинно мужского украшения, я бы уж как-нибудь обошелся. Да ладно, не было бы чего похуже. Как там Сыч сказал про кормушку для червяков? И что же он, сволочь, мне в голову подсадил?

Скула болела терпимо, хуже дело обстояло с заплывшим глазом. Очень болел. И отек на пол лица пошел. Лоб тоже вздулся подушкой будущей гематомы. Не физиономия, а зомби-апокалипсис какой-то.

Отбитые внутренности тянуло, изредка подергивая. Даже идти не очень получалось, только скрючившись. Тварь уголовная! Ни за что, ни про что! Надо было бросить его там, чтобы кровью истек, урод! Но что-то мне подсказывало, – не смог бы я так поступить. Не то воспитание. И характер не тот. Зря, наверное…

Тренькнул звонок на входе. Я поплелся открывать, снова с изумлением покосившись на окаменевших бандитов. Повернул ключ и, не глядя, – я был уверен, что там Макс, толкнул дверь и почапал назад.

– Вот это сюрреализм! – прозвучал за спиной удивленный голос Виктора Васильевича. – Извиняюсь, а кто автор композиции?

Я обернулся ошеломленный, – надо же так попасть впросак! Твою ж кочерыжку! Только свидетелей нам еще и не хватало! Тля!

– Нифига себе! – воскликнул нежданный гость, закрывая дверь и протискиваясь мимо задеревеневшей парочки. – Да это же капитан Бублиев! Он же Кроманьонец, он же «Три по двести, под сиськи в тесте!» Большой почитатель Саши Лаэртского, насколько я знаю. Не слышал про такого? А второй – господин Сыч, живой и здоровый… Это они тебя так?

Он указал на мою расплывшуюся физиономию. Я молча кивнул.

– А, за что, если не секрет? – поинтересовался он. – Валерьянка есть?

– Зачем? – не понял я.

– Морду лица намазать! Проверенное боксерское средство от отеков и синяков! – пояснил он.

– Не-е! Не держу такого, – с сожалением признался я, одновременно удивляясь его странной сдержанной реакции на увиденное. Вроде как, он не нечто необъяснимое наблюдает в виде двух застывших тел, а действительно гипсовые копии созерцает с видом истинного ценителя и потому, совершенно не парится по поводу степени их живости.

Или он уже видел нечто подобное?

– Жаль! – констатировал отставник. – Вижу, ты уже обработал перекисью?

Я снова молча кивнул, ожидая продолжения.

– Вот и молодец! – похвалил он меня, без спроса заглядывая в зал и направляясь в спальню. – А где остальные участники марлезонского балета? Или я ошибся, и ты сотворил это с ними сам? Как? Специальные точки? Боевая акупунктура?