Андрей Вичурин - Ник Ботаник

Пока мы туда плелись, Виктор Васильевич успел отлучиться и, догнав нас уже на входе, сообщил:

– Сыча с дружком забирают. Дальше они, – не ваша забота! Но расслабляться не стоит. Уверен, что они не занимались самодеятельностью. Скорее всего, кто-то из их начальства в курсе, кого они должны были сегодня навестить. Дальше продолжать?

– Не стоит! – отрицательно покачал головой Степаныч. – Все ясно!

– Можете собираться спокойно, – удовлетворенно кивнул головой бывший военный. – Несколько часов есть. Я Ваню отвезу на место и вернусь за вами. К утру успею.

– На чем поедем? – решил уточнить на всякий случай Степаныч. – Каждый на своей?

– Все твои – на твоей «пятерке», – подтвердил Виктор Васильевич. – Пошумите слегка, сделаете вид, что на море едете на пару – тройку недель… Так меньше вопросов у соседей возникнет. Хорошо бы еще попросить за квартирой кого-нибудь присмотреть для правдоподобия. Мишу с бабушкой и Макса я заберу отсюда, из гаражей. Часов в девять утра, чтобы были готовы!

– Не захочет она! – покачал головой Ботан. – Вряд ли я ей смогу объяснить, зачем ей куда-то надо ехать.

– Ладно, я сам с ней поговорю! – задумчиво почесал щеку Васильевич. – Скажу, что путевка, горящая есть по линии собеса в пригородный санаторий. Такой вариант может сработать?

– Не знаю, – пожал плечами он. – Все может быть. Вас она уважает…

– Васильевич, а ты в каком отделе работал? – тихо поинтересовался Степаныч, отведя отставника в сторону, пока Миша готовил компьютер и меня усаживали в кресло.

Тот недолго подумал, стоит ли откровенничать, но все-таки ответил вполголоса:

– Психофизической защиты.

– А разве был такой в «конторе»? – так же тихо усомнился тот.

– Был, – коротко подтвердил Виктор Васильевич. – При четырнадцатом управлении.

– А о чем там? В четырнадцатом? – почесал в затылке бывший старшина. – Третье – военная контрразведка, семерка – наружка…

– Медицина и здравоохранение, – усмехнулся бывший военный. – И не только…

– Ваня, готов? – Миша аккуратно оттянул надетую на мое лицо полумаску, чтобы не потревожить заклеенную ссадину и с извиняющейся физиономией заглянул в мой единственный работоспособный глаз. – Я включаю, не переживай – процедура отработана и проверена не единожды! Еще раз, извини!

– Включай уже! – устало взмолился я. – Пока я не заснул прямо тут! Где вы взялись на мою голову? Хакеры – квакеры!

Он так же осторожно опустил дисплей обратно.

Сначала темнота взорвалась мириадами звезд. А затем просто пришла густая тьма.

Я, похоже, отключился. По крайней мере, мне показалось, что Миша снял с меня полумаску буквально тут же, через секунду.

– Все! – сообщил он, смущенно улыбаясь. – Полный порядок! Ты чист. Не азартен…

– А ты сомневался? – выдавил я, с трудом поднимаясь из кресла. Меня морозило. – Я и в домино-то, играл просто так, от нечего делать…

– Виктор Васильевич! Прошу! – пригласил Миша бывшего чекиста на освобожденное мною место.

Тут меня повело, и пока я падал, откуда-то из темноты всплыла бегущая неоновая строка: «Чекистов, бывших не бывает!»

Что-то со мною совсем не то…

Пришел в себя уже на раскладушке, стоящей в правом дальнем углу гаража.

Надо мною нависал Степаныч и медленно шевелил губами.

– …езет, тебе надо ехать с ним! – прорезался звук.

Подошли Макс с Колей и помогли подняться. Подхватив под руки, потащили на улицу. Возле гаража уже стояла работающая «Хонда Цивик» с выключенными огнями. Ребята аккуратно сгрузили меня на заднее сиденье, подложили под голову надувную подушку, накрыли пледом и захлопнули дверь. Машина плавно рванула с места. Одновременно включились габаритные огни и фары. А я снова выключился.

Следующий момент осознания – белый потолок и яркий свет бестеневой лампы. Рука в тонкой голубоватой полупрозрачной резиновой перчатке накрывает маской для наркоза нижнюю половину моего лица. Беспокойство и страхи уплывают в тянущийся куда-то круглый коридор, больше напоминающий плавно извивающийся зеркальный шланг изнутри. Утекают в искрящуюся белизну нечто, находящегося там, в конце, – очень холодного, но от этого не менее притягательного и желанного. Я всем своим дрожащим естеством стремлюсь туда.

Но меня не пускают. Полупрозрачные тонкие длинные нити, опутывающие мою голову и проникающие прямо в мозг, прочно удерживают и притягивают назад, туда, откуда они растут – к небольшому голубому шарику Земли в седых клочках умирающих циклонов над океанами, медленно вращающемуся под моими ногами.

Ангел в белоснежных одеяниях и хирургической маске, полностью скрывающей его лицо, за исключением голубых блестящими льдинками глаз, появляется откуда-то из-за Луны и начинает отсекать их по одной, там внизу у Земли, своим огромным пламенеющим мечом. Он мечется от нити к нити, мечется бесконечно медленно и мне совершенно ясно – так ему ни за что не успеть! Вращающаяся планета наматывает нити на себя, очень быстро притягивая меня к поверхности. Я хочу крикнуть ему, что рубить надо здесь, у моей головы, все сразу! И я ору, что есть мочи, но крик замерзает на моих губах, облачком инея уплывая в окружающую тьму, безразлично мерцающую мириадами потерянных Творцом бриллиантов.

Ангел превращается в сплошное гудящее огненное лезвие, но я понимаю, – все тщета. Уже поздно. Поздно окончательно. Он не справился…

Я падаю в молочный туман влажных облаков и жду неминуемого последнего удара.

Потом, уже у земли, выныриваю из туч и оказываюсь в белой комнате. С бешено колотящимся сердцем, отдающимся от светлых стен гулким эхом крика, на кровати под одеялом в белоснежном хрустящем от чистоты пододеяльнике. Вокруг нее стоят какие-то приборы со шлейфами проводов и трубочек. От перевернутой бутылочки, закрепленной в раздвижной штатив, в мою правую руку идет одна из них.

В проеме открывшейся в дальнем правом углу двери показалось девичье лицо с русой челкой под бледно – зеленой косынкой на голове. Затем исчезло, а до меня донесся негромкий крик:

– Анатолий Георгиевич! Пациент пришел в себя!

Спустя минуту дверь полностью открылась, и в палату вошел высокий худощавый светловолосый и льдисто – голубоглазый мужчина в белом халате. Он подошел и, придвинув стоящий чуть в сторонке стул, присел, молча вперив в меня взгляд, принявшись внимательно разглядывать. Затем в палате появился Виктор Васильевич в накинутом поверх плеч белом халате и встал чуть в сторонке.

О-о! Счастье-то, какое, оказывается, когда оба глаза видят! Только повязка на лбу немного мешает. Нависает над бровями. А улыбка отставника, вставшего за спиной врача, почему-то раздражает. По картинке ползут какие-то ворсинки, мешая смотреть. Попытался сморгнуть, бесполезно. Не исчезли. Все-таки Сыч что-то повредил в них, сволочь!