Андрей Вичурин - Ник Ботаник

– Вы меня слышите? – обратился ко мне врач. – Если да, и трудно говорить, просто прикройте веки!

– Слышу! – едва разборчиво выдавил я из себя.

– Вот и замечательно! – наконец-то улыбнулся он. – С возвращением!

– Да уж! – поддакнул довольный чекист. – Напугал ты нас, Ванюша! Если бы не Анатолий Георгиевич…

– Шесть минут клинической смерти! – подтвердил тот, щупая мой пульс. – И три дня комы. Операция оказалась неожиданно сложной. Та штука, которую подселили тебе…

– Биоконтроллер, – вставил Виктор Васильевич.

– Да, биоконтроллер, – подтвердил Анатолий Георгиевич. – Я думаю, тебе стоит знать правду. Его рецепторы успели проникнуть в твой мозг настолько, что пришлось резать чуть ли не по живому. Но, вроде как все обошлось! С поверхности мозга мне удалось убрать их полностью. Чего не могу с полной уверенностью сказать о вживившихся внутрь. Точнее, не могу сказать на все сто, – есть ли они, вживившиеся. Я их не обнаружил никакими приборами, однако с таким видом симбионта я встретился впервые и могу ошибаться!

Я очень беспокоился, сможешь ли ты говорить и видеть, – зона Брока и зрительная кора левого полушария были поражены особенно сильно. Но раз можешь, – значит, все у меня вполне неплохо получилось! Так что, будешь жить – поживать и добра наживать! Иначе, – знаешь ли, морг не мой участок ответственности и вряд ли мы смогли бы познакомиться!

Да-а, не зря говорят – врачи самые большие циники! И шутки у них такие же! Успокоил, называется, эскулап! И в полном успехе проведенной им операции, я тоже очень сомневаюсь! Не успел ангел, не успел, я видел…

Тем не менее, я жив! И смогу, по крайней мере узнать, что со мной будет дальше, и зачем все произошло именно так. Не спроста же, а? Черт! Я что, фаталистом умудрился стать, пока умирал? Не замечал раньше за собой таких мыслей…

– Спасибо… – только и смог выдавить я.

Анатолий Георгиевич, почувствовав мое настроение, улыбнулся искренне, отпустил запястье моей не занятой капельницей руки и легонько похлопал по ней своей ладонью.

– Все будет хорошо! Пару неделек реабилитации, потом еще пару неделек наблюдения и все, – свободен как ветер!

– Ну, это мы еще обсудим! – предположил Виктор Васильевич, доставая из целлофанового пакета две белые пластиковые бутылочки, пару шоколадок, три яблока и пару бананов, и определил их на тумбочку возле моей головы, справа от кровати. – Йогурт, и так, ерунда всякая для радости и хорошего настроения! Выздоравливай!

Не знаю, какие методики при проведении операции применял Анатолий Георгиевич, но не смотря на мой обритый наголо череп, тот на удивление оказался не разделенным на две половины, чего вполне можно было ожидать. Как он умудрился достать ту мерзкую гадость, которую запустил мне в носоглотку Сыч, не расколов голову напрочь, непонятно. Остались только несколько болезненных кружков, зарастающих розовой блестящей постоянно чешущейся кожей, сантиметра по два в диаметре. Что там под ней, я проверять побоялся. Вдруг кости нет и порвется?

Примерно на третий день у меня приключился первый приступ дикой головной боли. Она приходила редко, но всегда неожиданно и пронзительно. Вроде как кто рукою резко сжимал затылок, да так, что глаза выдавливал из черепа и смотреть ими не получалось. Кратковременные, но очень болезненные приступы.

А еще я начал видеть сны. О каких-то непостижимых фантастических местах. Других планетах, может быть, или других измерениях. Я так решил, потому что ничего подобного здесь, на Земле, ни происходить, ни быть не может. Или это просто проделки моего подсознания? Ведь только во сне можно бежать, оставаясь на месте, или наоборот, переноситься мгновенно куда угодно, стоит только действительно захотеть. Выбегать в открытую дверь и оказываться в той же комнате, или медленно падать, взлетая. И пейзаж вокруг при этом совершенно не воспринимается обычным. Он чужд и нелогичен.

С глазами лучше не стало. По-прежнему мешали смотреть тонкие горизонтальные черточки неправильных очертаний. Я рассказал Анатолию Георгиевичу об этом безобразии и меня даже обследовали на каком-то сложном аппарате и капали в глаза специальные капли для расширения зрачков, но никаких нарушений не нашли. Окулист объяснил, – скорее всего, у меня после травмы в глазах какие-то там зрительные жгутики перепутались между собою, которые настолько тонкие, что их и в самый крутой прибор не рассмотреть и уж тем более – ничего с этим не поделать. Кроме как смириться и привыкнуть. Можно конечно в глаза что-то типа силикона или еще какой-то жидкости закачать, вместо того, что там сейчас есть…

Нет уж! Спасибо! Я и с отношением к другим силиконовым частям тела пока до конца не определился, а тут все-таки глаза…

Анатолий Георгиевич просил о подселенном Сычом в мою голову симбионте пока никому не говорить, даже товарищам. Он там еще чего-то исследует. Мол, хватит и того, что о нем знаем мы трое – я, он, и полковник. Полковник, – это я так понимаю, Виктор Васильевич. Я обещал не распространяться. Кому оно надо?

На шестой день мне сняли повязку с головы. По всем понятиям – очень быстро. Я не переставал удивляться насколько далеко, оказывается, шагнула современная медицинская наука. По крайней мере, в сложной нейрохирургии. С глазами-то, у нее полный конфуз…

Пока я бездельничал, несколько раз приходили ребята. Как правило, все вместе. Я думал, что нахожусь в какой-то больнице. Из окна была видна только плотная стена деревьев старого парка. Ни дорожек, ничего. Почему я подумал о парке, не знаю. Возможно, это лес?

Товарищи просветили: никакой это не лес и не парк. Это закрытая территория, типа военного пансионата. С самодостаточной инфраструктурой, даже магазин есть.

– И охраны не меряно! – поделился своими наблюдениями Макс. – Правда, ее еще надо суметь увидеть! И дофига же их тут! Словно не пансионат сторожат, а как минимум ракетную шахту!

Как я понимаю, – от его наметанного глаза, специалистам – охранникам надежно спрятаться не получилось.

Срок моей реабилитации уже подходил к концу. Практически все зажило и никаких проблем со здоровьем не наблюдалось, за исключением пронзительной, но слава богу, редко беспокоящей головной боли.

Как-то однажды ко мне пришел Миша. Один, без привычной группы поддержки.

– Как ты? – поинтересовался он, ставя на тумбочку пакет мангового сока и всматриваясь в мое лицо.

– Уже лучше! – заверил я, садясь на кровати и с удивлением замечая перемены в его наружности. – Ты зачем так коротко подстригся?

– А, это? Просто длинные мешают, – он провел пятерней по короткому ежику волос. Явно под насадку обкорнали. – Я тут русбоем стал заниматься…