Ирина Миронова - Химера в наследство

***

Спустя несколько часов рассветные лучи солнца тронули высотки зданий. Дымка от испарений воды почти добиралась до уровня, где жила Мона Лиза. Старый город, служивший фундаментом новому, почти утонул в воде и лишь торчащие из воды крыши домов годились под возведение фундамента для новых строений. Всемирный потоп длился полвека. Уровень воды поднимался уверенно, но не мгновенно.

Вода несла эпидемии и смену климата. Выжившие люди перебирались жить выше. Тяжелый рискованный труд застройщиков требовал иные ресурсы и технологии, для этого и начали выпускать всевозможных роботов. Надстраивая новые уровни над водой, крупным городам удалось выжить. Люди перебирались в них с низин и мелких городов. Но однажды прилив остановился. Вода не убывала и держалась на достигнутом уровне, вселяя в людей надежду на стабильную жизнь. Структура социума на тот момент в городах изменилась, каждый из них стал мегаполисом-государством, управляемым группой людей. Консулы городов занимались внешними связями и были неприкосновенны, а научно-технический прогресс общества, с каждым днем отодвигающегося от грани выживания, неплохо развивался. Из-за того что многие основные природные ресурсы стали недоступными, им быстро нашлись альтернативные. Но были и слабые места. Города всё более становились разрозненными и обособленными.

При хорошо развитой медицине уровень рождаемости падал, правда, это не становилось проблемой: сперва был приток выживших с других территорий, затем медицинские открытия и положительный опыт омоложения на клеточном уровне позволили людям проживать по несколько жизней, вот только стоило это недешево.

Человечество всегда интересовалось своими истоками, этот интерес привел исследователей под толщу воды, почти две сотни лет хранившую немало загадок и породившую новых существ. Экспедиции были опасны, но они несли много нового, а порой и просто помогали выживать. Некоторые дома под водой рушились, оседая на дно и унося за собой целые кварталы из новостроек, тогда как другие становились каменными сваями, надежно удерживающими на себе оси конструкций новых районов.

Иногда экспедициям удавалось поднять нечто странное, но вовсе не позабытое – контейнеры с погруженными в криосон людьми. Не живые и не мертвые, ждущие прорыва в медицине – эти люди неплохо сохранились. Почти сохранились. Медицина всё-таки позволила их излечить и разбудить. Некоторые из них представляли ценный материал – генофонд, не поврежденный радиацией и природными катаклизмами. Из них получали нужные клетки, копировали и отправляли на репродукцию. Это не было насилием в общем понимании. Выжившие отдавали свой долг обществу, платили за жизнь, чтобы оказаться принятыми новым обществом.

Мона Лиза была бы обречена увязнуть в своем долге – заболевание, приведшее ее к заморозке, как безнадежно больную, лишило ее фертильности и разрушало изнутри. Потребовалось всего несколько инъекций иммуно-восстанавливающего концентрата, чтобы она выздоровела, после чего на женщине было испробовано вживление протезов: руки с плечами и ноги до бедер были срощены с живой плотью взамен проеденных болезнью и заморозкой, ей заменили и внутренние органы. А после Мона Лиза очнулась. Она не помнила своего прошлого и настоящего имени, даже речь ей пришлось вспоминать. Доктор Джонатан Хейч оформил над ней опеку, ведь по законам Скай-сити девушка считалась недееспособной. Принятый перед сном наркотик хорошо расслаблял ее, даря забвение и снимая фантомную боль от отсутствующих конечностей, потерянных воспоминаний и непрожитой столетия назад жизни.

А вот Бродяге было той ночью не до сна. Получив полную зарядку, пилот не отключил систему, чтобы перейти в режим сна. Последний свой разговор он записал и теперь проматывал запись. Он не отрицал достоверность услышанного ранее, более того, пытался собрать всё воедино, и это было несложно. Вещества, схожие составом с гормонами, поступали в ядро с целью улучшить состояние пилота и, пребывая в удовлетворительном состоянии, он ясно отдавал себе отчет, что его не отпустят так просто, и даже уловка Моны Лизы не уведет от него преследователей из корпорации. Более того, хоть интерес помощницы Хейча к нему оставался пока неясным, Бродяга был уверен, что она хотела его использовать. Для откупа или для своей защиты – это еще предстояло узнать. А сбежать он не мог – необходимость питания ядра и техническое обслуживание транспортника привязывало его к хозяину, который с легкостью мог его найти, подключив к портативной системе слежения свой ключ.

Приняв на веру слова доктора о том, что его ядро – это человеческий мозг, Бродяга не находил в себе чего-то еще и каких-то эмоций на этот счет. Раздражение, злость, отчаянье – все эти чувства были недостижимы сейчас, и пилот исходил из вывода, что у него просто украли принадлежащее ему. Лишили тела, дав взамен другую оболочку, и существенно понизили тем самым в социальной цепи за счет его жизненной зависимости от других. Сделали приложением к самоходнику. Рабом. А еще Хейч и Мона Лиза говорили о воспоминаниях, и если раньше Бродяга даже помыслить не мог о возможности их существования у него, то теперь они тоже входили в перечень украденного. Наверное, было что-то еще, но за триста двадцать три года, проведенные в криозаморозке, и год в качестве пилота эти вещи уже не имели значения.

Так почему он?

Почему выбрали именно его? Некоторые базовые навыки вождения были прописаны в ядре пилота в качестве основных и установлены еще на стадии синхронизации с машиной, но как быть с теми навыками езды и полета, что, со слов Моны Лизы, отличали его от других самоходников? В ядре пилота хранились предустановки, которыми он пользовался, порой нарушая общие правила, но делая это эффективно. Прежний владелец не возражал, профессиональный иммунитет уводил от него внимание дорожных служб, а самому консулу, наверное, было даже забавно пролететься с ветерком.

А ведь его могли убить именно из-за Бродяги, и теперь под ударом была помощница Хейча. Хотя… Стоп! Был некий Александр Галахер – новый владелец транспортника. Вероятно, так звали ядро Бродяги при жизни. Вот только зачем потребовалось из-за какого-то транспортника убивать консула, ведь можно было действовать напрямую?

Вопросы разрывали сознание пилота, а невозможность получить на них ответ заставляла в полной мере ощущать собственную беспомощность и зависимость. Откуда-то всплыла уверенность, что должно быть иначе. Она прокралась в него подобно мягкой поступи Моны Лизы, звук ее шагов стал различимым лишь на подходе к транспортнику. Дверь она открыла сама, и распознав ее, система защиты аэромобиля не стала блокировать двери.