Павел Гордиевски - Хроники Гвинлика, речного эльфа из уютного дома под одним из мостов Кренгольма

– Может ли страус назвать себя птицей? – продолжил тактику Эмегрим.

– Летать он точно не может, – зло сказала вампирша.

– Страус не умеет говорить, – парировал речной эльф и начал действие. Еще во время разговоров он быстро нарисовал хвостом в воздухе небольшое заклинание – его каска осталась висеть и давала свет. И когда эльф поднырнул под ножки кресла, то каска несколько секунд давала иллюзию его нахождения на прежнем месте. Правда, ведьма оказалась не промах и, наклонившись под кресло, успела схватить рукой хвост Гвинлика.

Но прыгая по камням, речной эльф его намочил и испачкал, хвост был мокрый и скользкий и запросто выскользнул из руки вампирши. Эмегрим выскочил из зала в дверь и помчался к выходу. Но дверь закрыть за собой он не успел, и ведьма вырвалась наружу из своего заточения.

И хотя Гвинлик и нырнул глубоко в реку и ускользнул от преследования, дело было сделано, чудище выбралось в мир. Что с этим делать дальше, Эмегрим еще не решил, однако понял, что про вампиров и борьбу с ними ему надо узнать побольше и расспросить при случае тетушку Эмми. Ибо тетушки обычно знают много больше, чем это кажется на первый взгляд.

Речной эльф Гвинлик Брандлейф Эмегрим из наблюдений за людьми иногда узнавал много интересного. Он часто ходил к местной больнице, пациенты которой развлекали себя разными играми, и больше всего ему понравились шахматы. К тому же в личной библиотеке директора мануфактуры Кренгольма он нашел учебник по этой игре и одолжил его себе на время, пока кот Орро был занят с хозяином.

В итоге Эмегрим изготовил себе комплект шахматных фигур, покрасил их в черный и белый цвета и выставил сушиться на небольшом балконе своего уютного дома под мостом.

И тут в его дверь постучались. Открыв дверь, эльф увидел жаворонка. Но птица эта резко отличалась от своих собратьев. Во-первых, размерами – таких больших жаворонков Гвинлик в жизни еще не видел. На клюве птицы гордо красовалось пенсне, на шее поверх жилетки висел нагрудной знак полевой полиции, а под крылом торчала учительская указка.

– Чего уже желаете? Чай, кофе, – поприветствовал жаворонка Эмегрим, так как гостям он всегда был рад.

– Кофе и зерна, вернее – побольше зерна и можно в кофе еще зерна. Позвольте представиться, меня зовут Олаж. Я тут летел мимо и не смог не зайти, ибо вижу шахматы и пролететь мимо уже совсем не могу.

– Значит, у вас есть талант к этой игре? – вежливо спросил Гвинлик.

– Талантливая птичка талантлива во всем, – категорично заявил жаворонок, и они немедленно расставили на доске шахматные фигуры, не обращая внимания, что комплект не совсем высох. Олаж отложил свою указку, так как поедать зерно она мешала.

– Неужели игра в шахматы так завлекает? – начал разговор речной эльф, решив хитро запутать оппонента разговорами и сбить с хода мысли.

– Я всегда новых знакомых спрашиваю, играют ли они в шахматы. Если не играют – советую играть, если играют – советую прекратить, – ответил Олаж.

– Почему так? – задал вопрос Гвинлик.

– Почему? Сам не знаю, но в 80 процентах случаев помогает, – сказала птица и поставила Гвинлику мат. – Кстати, эльф, тебе мат, а шахматы – это единственная игра, где он приветствуется.

Гвинлик посмотрел на доску и понял, что про талант Олаж, возможно, был и прав. Эмегрим щелкнул пальцами, и фигуры сами заняли первоначальные позиции.

– Реванш, – заявил Гвинлик. – Но да, я слышал, что шахматы – самая распространенная игра в мире: зародилась в Индии, шах пришел из Персии, гамбит – из Италии, цугцванг – из Германии, и только русский мат сделал ее по-настоящему народной.

Жаворонок поправил пенсне и, оценив ответ, сделал первый ход. Они продолжили борьбу за доской. Эмегрим проиграл девять раз подряд и внутри стал уже злиться, так как проигрывать он совсем не любил, но вежливость и воспитание не позволяли ему высказать Олажу все, что речной эльф про него думал. Ведь жаворонок непрерывно кушал зерно, а Эмегрим ему тактично подкладывал все новые порции.

Наконец Гвинлик решил схитрить и спросил жаворонка, демонстративно взглянув в окно:

– А чья там шляпа на столбе висит?

– Ничья, – ответил жаворонок, не придав ответу значения.

– Согласен, – сказал Эмегрим, – ничья так ничья, красивая была партия, давай в другой раз продолжим, а то устал я ходы записывать.

Олаж понял, что его провели на ровном месте, но не подал и виду, так как признаваться в том, что великого игрока можно так просто обвести вокруг пальца, ему не хотелось.

– Ладно, пойду я домой, – сказал он, – лететь явно будет слишком тяжело после такого вкусного зерна. – Он забрал указку и направился к двери.

– А как быстро научиться играть в шахматы? – спросил Гвинлик напоследок.

– Я, например, часто играл сам с собой, – ответил Олаж, – правда, всегда проигрывал, а это огорчает. – И жаворонок гордо захлопнул дверь.

Гвинлик остался думать над доской, и, перед тем как заснуть, он понял, что жизнь довольно коварная штука, только стоит получить все карты на руки, как она начинает играть в шахматы. С тем и наступила ночь.

Речной эльф Гвинлик Брандлейф Эмегрим вынырнул посреди реки и залез в свою лодку. Однако там уже сидел бобер Рестер, и половина лодки была полна старого железа.

– Привет, Гвинлик, – сказал бобер, – а я смотрю, что за пустая лодка по реке плывет. Уже думал, что моя будет.

– А зачем тебе лодка? – спросил эльф. – Ты же прекрасно можешь себе плот сделать.

– Сделать я и лодку могу, – Рестер освободил Гвинлику место в лодке, – а тут сразу все готово. Вот я и воспользовался случаем и набросал сюда всяких мин и снарядов.

– Ты опять реку разминируешь? – Гвинлик схватил свой хвост лапой, чтобы случайно не задеть ничего в лодке. – А заодно и мою лодку заминировал.

– Да не бойся, все под контролем, – махнул лапой бобер. – Слышал про теорию вероятности? Вероятность, что взорвется одна мина, достаточно большая, а что две вместе – уже ничтожная. Вот я всегда при разминировании вторую мину за спиной ношу, заодно и нулевая плавучесть образуется.

– А что у тебя в школе было по математике? – осведомился Гвинлик. – Сколько будет два плюс два и семь плюс пять?

– Пять и двадцать два, – ответил бобер не задумываясь.