Нил Стивенсон - Лавина

— В какой именно боевой обстановке вы намереваетесь использовать «Разум»? — спрашивает Нг.

— Завтра утром мне потребуется захватить авианосец.

— «Интерпрайз»?

— Да.

— Знаете, — Нг, по всей видимости, в настроении побеседовать, — есть один малый, который и вправду захватил подводную лодку с ядерными боеголовками, будучи вооружен всего лишь осколком стекла…

— Ага, это он убил Рыбьего Глаза. Мне, возможно, придется иметь дело и с ним.

Нг смеется.

— Какова ваша конечная цель? Как вам известно, мы все тут заодно, поэтому можете без опаски поделиться со мной вашими соображениями.

— В данном случае я предпочел бы о них умолчать…

— Для этого уже слишком поздно, Хиро, — произносит другой голос. Хиро поворачивается. Секретарь — поразительно красивая итальянка — вводит в кабинет Дядюшку Энцо. Через пару минут за ним следует крохотный азиатский бизнесмен в сопровождении секретаря-азиатки.

— Когда вы прибыли, я взял на себя смелость пригласить сюда этих джентльменов, — говорит Нг, — чтобы мы могли обговорить все по-дружески.

— Мое почтение. — Дядюшка Энцо отвешивает Хиро полупоклон.

Хиро кланяется в ответ.

— Примите мои извинения, что так вышло с машиной, сэр.

— Забудем об этом, — отзывается Дядюшка Энцо. Крохотный азиат подходит ближе, и лишь теперь Хиро узнает его. Его фотография висит на стене каждого «Великого Гонконга мистера Ли» в мире.

Всеобщие представления и поклоны. Внезапно в офисе материализуются дополнительные кресла, поэтому каждый подтягивает свое к столу. Сам Нг выходит из-за стола, и они сдвигают кресла в круг.

— Давайте сразу перейдем к делу, поскольку, как я полагаю, ваша ситуация, Хиро, может быть более рискованной, нежели наша, — начинает Дядюшка Энцо.

— Вы совершенно верно обрисовали ситуацию, сэр.

— Нам всем хотелось бы знать, что, черт побери, происходит, — говорит мистер Ли. Его речь практически лишена китайского акцента; совершенно очевидно, что имидж бесшабашного симпатяги — только для публики.

— Как много вы, ребята, уже знаете?

— Кое-что, — отвечает Дядюшка Энцо. — А до чего докопались вы?

— Мне известно почти все, — говорит Хиро. — Как только я поговорю с Хуанитой, буду знать остальное.

— В таком случае вы обладаете крайне важной информацией, — говорит Дядюшка Энцо и достает из кармана гиперкарточку, которую протягивает Хиро.

На карточке значится:

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

МИЛЛИОНОВ

ГОНКОНГСКИХ

ДОЛЛАРОВ

Протянув руку, Хиро забирает у него карточку.

Где-то в Реальности два компьютера обмениваются очередями электронного шума, и деньги переводятся со счета мафии на счет Хиро.

— Не забудьте поделиться с И. В., — говорит Дядюшка Энцо.

Хиро кивает. Будьте уверены, он не забудет.

— Я на Плоту, ищу программу, а если точнее, антивирусную программу, написанную пять тысяч лет назад неким шумером по имени Энки, который был нейролингвистическим хакером.

— Что это значит? — спрашивает мистер Ли.

— Этим термином можно обозначить человека, способного программировать разум других людей потоками вербальных данных, известных как нам-шуб.

Лицо Нг совершенно бесстрастно. Он снова затягивается сигарой, гейзером выпускает дым над головой, смотрит, как облако распластывается под потолком.

— Каков механизм?

— В голове у каждого из нас существует два вида языка. Тот, которым все мы пользуемся, — благоприобретенный. Пока мы его усваиваем в детстве, он структурирует наш мозг. Но существует также общее для всех наречие, базирующееся на глубинных структурах мозга. Эти структуры заключаются в базовых нейронных цепях, которые должны существовать, чтобы позволить нашему мозгу приобрести высший язык.

— Лингвистическая инфраструктура, — говорит Дядюшка Энцо.

— Да. Полагаю, «глубинная структура» и «инфраструктура» в данном случае означают одно и то же. Как бы то ни было, при определенных условиях мы можем обращаться к частям мозга, где хранится это наречие. Глоссолалия или говорение на неизвестных языках — данные на выходе этого процесса, когда глубинные лингвистические структуры выходят на поверхность в обход более высших, усвоенных языков.

— Вы хотите сказать, существуют и данные на входе? — спрашивает Нг.

— Вот именно. Это работает в обратном направлении. При определенных условиях наши уши или глаза могут получить прямой доступ к глубинным структурам в обход функций высших языков. Иными словами, тот, кто знает нужные слова, может произнести эти слова или продемонстрировать вам визуальные символы, которые обходят всю вашу защиту и попадают прямо в спинной мозг. Точно так же хакер, который, взламывая компьютерную систему, обходит все степени защиты и подрубается к ядру, что дает ему абсолютный контроль над машиной.

— В такой ситуации владельцы компьютера оказываются беспомощны, — говорит Нг.

— Верно. Потому что в машину они входят на более высоком уровне, который уже был изолирован первичным кодом. Сходным образом, как только нейролингвистический хакер проникает в глубинные структуры нашего мозга, нам его уже оттуда не выкурить. Потому что мы не в состоянии даже контролировать собственный мозг на столь базовом уровне.

— Какое это имеет отношение к глиняной таблице на «Интерпрайзе»? — спрашивает мистер Ли.

— Имейте терпение. Это наречие, назовем его праязык, — рудимент ранней стадии развития человеческого общества. Примитивные общества контролировались вербальными программами, называвшимися ме , которые более всего походили на небольшую программу для людей. Ме были необходимой частью перехода от сообщества пещерных людей к организованному сельскохозяйственному обществу. К примеру, существовала программа для распахивания борозды и сеяния зерна. Существовала программа для выпекания хлеба и еще одна — для строительства дома. Существовали также ме для отправления функций более высокого уровня, таких как война, дипломатия и религиозный ритуал. Все навыки, необходимые для функционирования самоподдерживающейся культуры, содержались в этих ме , которые записывались на таблицах или передавались в изустной традиции. Хранилищем ме служил местный храм, который представлял собой базу данных ме и контролировался царем/жрецом, называвшимся эн. Когда кому-то требовалось испечь хлеб, он обращался к эну или одному из его подчиненных и «скачивал» из храма ме для выпекания хлеба. Затем исполнял инструкции — прогонял программу, — и когда последний шаг был выполнен, у него оказывался каравай хлеба.

Центральная база данных была необходима среди всего прочего потому, что некоторые ме следовало выполнять в строго определенное время. Если люди выполняли ме по распахиванию земли и сеянию зерна в неверное время года, урожай погибал и всем грозил голод. Единственным способом гарантировать, что ме будут выполнены в нужное время, было построить астрономические обсерватории для наблюдения за сменой времен года. Поэтому шумеры строили свои башни с «вершинами с небесами» — с нанесенными на верхушки картами звездного неба. Для поддержания экономики эн наблюдал за небесами и в нужное время года выдавал соответствующие ме .