Чарли Хьюстон - Неспящие

Винни опустил мясной крюк для туш в одно из ведер, вытащил полуметрового паралабракса и выставил его перед крупной абуэлой [20] бабушка ( исп. ). из Сальвадора в сопровождении похожего на тощую собаку подростка с татуировками банды Мара Сальватруча на шее. Он смотрел на камбоджийца примерно с таким же выражением лица, с каким его бабуля смотрела на мертвую рыбину. Она провела пальцами по ее боку сверху вниз, поднесла их к носу и понюхала, тут же покачала головой и громко, по-испански стала жаловаться на цену, которую Винни написал ей мелом на куске сломанной грифельной доски перед прилавком.

Винни ограничился тем, что бросил рыбу обратно в лед, поднял с решетки сковороду, встряхнул содержимое и кивнул следующей покупательнице, молодой китаянке-домохозяйке, которая тут же попросила паралабракса, вполне безупречного. Бабуля тут же подняла протестующий вой и заявила, что она первая имеет право на него. Внук-бандит сделал движение в сторону домохозяйки, и камбоджиец соскользнул с крыши «эль-камино» с недоеденным обедом в одной руке и обрезанной битой в другой. Мальчишка встал в позу, подбородок вперед, руки в боки, но тут бабуля уцепила его за локоть, что-то прошипела в ухо и потащила прочь с дороги кривоногого камбоджийца. Они оба исчезли в толпе, оставив за собой след из угроз и посулов малолетнего бандита расквитаться за неуважение к его бабушке.

У него были все основания заботиться о бабушке, ведь она, безусловно, только что спасла его от серьезного увечья. Глядя на камбоджийца, который осторожно положил обед на крышу, перед тем как снова залезть на свою сторожевую вышку, я был уверен, что она так же ясно, как и я, распознала угрозу, исходящую от ветерана эскадронов смерти. Вероятно, ей вспомнилось выражение на лицах солдат и полицейских Национального республиканского альянса; [21] Национальный республиканский альянс — правая партия в Сальвадоре, причастная к деятельности эскадронов смерти в 1970–1980 гг. оно было почти таким же на лице бывшего красного кхмера.

Винни продал спорную рыбину китаянке, в последний раз встряхнул сковороду, вывалил ее содержимое в бумажный сверток и вручил мне мой обед, от которого поднимался пар, а масло и сок из моллюсков уже просачивались через газету.

Я бросил в рот корюшку, ее кожица лопнула, мягкая плоть почти таяла на языке, крошечные косточки хрустели.

Миг совершенства. Если бы не убийца на крыше машины.

Мы двое, так близко друг от друга — это было серьезное нарушение мирового равновесия. Но таким уж стал мир. Нередко две пары рук, на которых было столько крови, встречались за обедом в одном и том же заведении. И с каждым уходящим днем такие встречи будут случаться все чаще. Нас станет больше. Такова жизнь.

Печальный мир.

Винни воспользовался перерывом в очереди покупателей, чтобы достать из ледника банку мексиканского пива «Текате», открыл ее, обошел прилавок и опустился на другое ведро.

— Мара Сальватруча, мать их. Этот парень привел сюда свою бабку, специально чтобы начать заваруху. Один из ихних хефе [22] Jefe — босс ( исп. ). заявился тут ко мне на прошлой неделе. Они хотят наложить лапу на рыбную торговлю. В порту им уже все отдают долю, этим сальватручам. Там эти пустые грузовые контейнеры, которые накопились с две тысячи восьмого, с девятого, вот они и крышуют беженцев от засухи из Внутренней империи, которых Агентство по чрезвычайным ситуациям туда напихало. Этим еще повезло. Новичков вообще селят в машинах, которые так и не вышли из доков, когда автосалоны накрылись медным тазом. Короче, они навели свои порядки в портах и теперь думают, что имеют право на долю от всего, что только ни выходит из Тихого океана. У этого панка татуировки на веках — красные глаза чудовища, прямо на веках. У него такой порядок, сначала он тебе говорит, чего ему надо, что он с тебя возьмет, потом, типа, у вас разговор с глазу на глаз, только он закрывает глаза. Вроде как хочет напугать тебя до смерти, во-первых, эти глаза жуткие, а потом еще идея, что он такой крутой, раз может прямо перед тобой закрыть глаза и не волноваться насчет того, что ты будешь делать. Как-то раз Виреак, ну, который там, он как-то отошел облегчиться. И не думай, что это какое-то дурацкое совпадение, что этот подонок пришел с меня вымогать, как раз пока Виреак сидел на толчке. И вот он мне заявляет, мол, вышел новый налог на рыбу. И они будут брать по фунту с каждых трех, которые я доставляю на «Карнавал». Целую треть с того, что мой дядя Пауло и двоюродные братья ловят на моей же лодке. Треть того, что я покупаю у ребят, которые каждый вечер на закате везут свой улов с пирсов. У ребят, которые, как раньше, закидывают лески через парапет, кладут улов в плетеные корзины и везут их сюда на велосипедах. Не только с Венис и Санта-Моники; у меня есть один парень, он везет из Хантингтона. Целую треть. И вот он говорит мне, мол, это новый налог, а потом придвигает ко мне башку и закрывает глаза. И стоит, ждет, чтоб я прогнулся.

Я высосал мидию из раковины, разжевал ее.

Винни сделал длинный глоток пива и вытер рот тыльной стороной толстой ладони с поблекшей голубой сеткой морских наколок.

— А я вот что сделал…

Он ухмыльнулся, показывая большие квадратные зубы цвета старой слоновой кости.

— Опять занялся своими делами. Этот подонок стоит там, десять, двадцать секунд стоит, может, даже полминуты. Народ вокруг смотрит на все это и начинает посмеиваться. Я спокойно разделываю желтохвоста для одного типа, который держит суши-лавку там, подальше, а этот полудурок стоит с закрытыми глазами. И он же не один. С ним его шайка. Еще три подонка с татуированными мордами, стоят и не знают, что делать. Пялятся друг на друга. «Что делать-то? Не знаю». Они знают только одно, что никому неохота быть тем, кто постучит их шефу по плечу, чтоб он открыл глаза и увидел, что я вот так взял и макнул его рожей прямо в кучу презрения. Никому неохота смотреть на него, когда до него дойдет, как он облажался. И вот они все стоят кружком, народ вокруг уже смеется в голос, и тут этот подонок открывает глаза.

Винни плюнул в середину между ободранными носками его поварских башмаков.

— Он хотел сделать одну очень плохую вещь. Только я держал в руке нож для разделки, да и мясной крюк у меня был прямо под рукой. Бог знает, что там было на уме у этих сопляков, но никто из них и кулака не поднял. Он знал, что стоит ему дернуться, как его вспорют от задницы до глотки, даже если его парни в меня выстрелят. И так у нас было сальвадорско-итало-американское противостояние несколько секунд. Потом Виреак вышел из сортира.

Винни залпом проглотил остаток пива, смял банку, бросил ее в ящик со льдом, из которого взял, и рыгнул.