Михаил Соловьев - Апокалипсис on line

Значит «Мама» не видит-таки наших операций с «Малышом» и свято полагает себя

неприкосновенной…

Покорно улыбнувшись прощальному смайлику с рожками, я сунул «Малыша» в футляр, и

мы минут тридцать обсуждали ситуацию.

Для тихого саботажа в работе с «Мамой» ситуация складывалась как нельзя лучше.

Мы имели возможность наблюдать и слушать адептов любой иерархии, сами оставаясь

невидимыми.

Поставил «Малышу» задачу отслеживать Диму-Нока и свалился в постель.

Полученные данные понемногу переваривались в голове: «Значит адепт-разработчик «обкладывает»

со всех сторон…»

Аппараты «Noka» – N8e уже вручались моим социально-значимым друзьям: компаньону

по одному из направлений в бизнесе; однокласснику, торгующему водкой; Мишке

Пятову; старшему администратору филармонии, «Белому» и т.д.

Сеть ширилась, охватывая все большее пространство, и «Мама» засасывала в себя

всю активную массу, мотивируя оберткой исключительности…

Новые адепты после эйфории первых дней — осознавали новую хозяйку, но не думаю,

что сильно огорчались.

В своем сочувствии человечеству я остановился, вспомнив болгарскую ясновидящую —

бабушку Вангу. За несколько лет перед смертью она рассказала русскому

корреспонденту, что приходящие к ней за советом спрашивали про одно и то же —

собственные земные дела…

Лишь двое из них поинтересовались: «Что будет с людьми и с землей?»

«Спасать некого, — понял я, — Разве что себя, близких да это чудо, пускающее

пузыри на заднем сиденье?»

Саня ответить на вопрос не мог. Он перевернулся на бок спиной ко мне и по-пацански

скукожился.

Итак, мы с ним один на один со всем миром — против своей сети и против вражеской.

Хотя у нас есть козырь. Верней козыришко, но как выяснилось — проходной: «Малыш»-то

целиком на нашей стороне. Вычисляет сейчас высокопоставленных адептов сети,

данные, про их замыслы собирает. Ищет центр. Выясняет, как далеко протянула свои

щупальца «Мамаша».

Сегодня задача проста: дойти по трассе до городка под названием Канск и

расположиться на ночлег. Следом, выскочить рано утром и к обеду прибыть в

Красноярск.

«Мама» до сих пор не выдала дополнительных инструкций. Меня это радовало. Я

почти избавился от синдрома планирования и радовался теперь каждой спокойной

минутке.

Предчувствия разнились: впереди полная неизвестность, явно насыщенная различными

событиями, причем не факт что хорошими.

Скоро начнется первое отсутствие асфальта, и я надеялся, что Рубан прекратит

свой затянувшийся «полет».

Так и вышло.

Хрюкнув после первой серьезной кочки, Саня уселся вертикально и открыл налитые

кровью глаза.

Выражение его лица выразило избитую мысль: «не дрова везешь»…

— Доброе утро. — Мне сильно хотелось услышать человеческий голос.

Саня молчал.

Цепко держала проглоченная отрава. Сейчас он походил на пособие для начинающего

сотрудника «Госнаркоконтроля».

«Пожалуй, рановато ему за руль», — рассудил я, когда Санины глаза стали

затягиваться какой-то «куриной» пленкой.

— Пожрать бы… — захрипело очнувшееся существо…

— Может, телку? — съехидничал я.

— Не мешало бы, — оживился партнер, — Знаешь, как с похмелья размножаться охота?

— ответа он не дождался и, помолчав, продолжил, — Как ксероксу… — После одиноко

засмеялся собственной шутке.

Не найдя поддержки, Саня попытался вернуться к разговору о еде, но усвоив, что

город Нижнеудинск будет лишь через сотню километров, нахохлился и затих.

Этот городок я любил. Он всегда был необычен.

В первый раз я проходил здесь военные сборы в восьмидесятых годах.

Мы бегали в самоволку на почту. Обходили многочисленные патрули. В то далекое

время здесь висел странный плакат: «Граждане Нижнеудинска, искореним

преступность в нашем городе». Потом, в конце девяностых, друзья заимели здесь

предприятие и мы несколько раз летали из местного аэропорта в далекую Тофаларию.

Здесь много интересного… Пивзавод, который романтик немец вез конной тягой в

1794 году для установки на Байкале, а разгрузил тут, якобы взяв пробы воды в

реке Уда. Часть привезенного оборудования, которому более двухсот лет — работает

до сих пор.

Именно здесь чехи пытались захватить золотой эшелон Александра Васильевича

Колчака. Отсюда он и взошел на Иркутский эшафот в 1920 году.

В городке причудливо смешались купеческие дореволюционные постройки,

беспорядочный частный сектор и разнокалиберные благоустроенные дома…

Цементировали эту беспорядочную индивидуальность промышленные предприятия и

запутанная колючей проволокой мотострелковая дивизия…

В планах у меня был обед в кафе «Алина». Принадлежала она когда-то крутому парню,

шагнувшему из ОБХСС прямо в уголовные авторитеты… Черкасу… Прожил он, как и

большинство персонажей этой профессии — красиво, ярко, но мало… Однако умудрился

оставить после себя несколько работающих заведений, одним из которых и была «Алина».

Порядки были как при старом хозяине даже секьюрити — спортивный парень на входе

стоял как в давние времена…

Разносортное меню и скоростные официантки.

Саня удивился:

— Здесь что по вечерам еще и дресс-код надо выдерживать? — встретился он с

доброжелательным, но цепким взглядом охранника.

— Да уж, бомжи не пройдут, — с легкой гордостью экскурсовода отозвался я, —

Хозяин покойничек толк в этом знал… Лет пять уж, нет его, а все как вчера.

Свободный столик остался только один. Нам снова везло.

Покопавшись в меню, Рубан набрал себе гору мясного и жирного.

Принесли быстро. Внешний вид и запахи радовали.

Неожиданно со стороны гардероба раздался легкий шум и громкие голоса.

Администратор выбежала и вернулась. С ней зашла симпатичная девчонка, одетая в

спортивную одежду с немаленьким рюкзаком…

— Вот видите, — повела распорядительница рукой по залу, — Мест нет.

— А подсесть? — обворожительным голосом интересовалась девушка.

— К кому?

— А к парням, — ткнула она в нашу сторону пальцем и крикнула безо всякого

перехода, — Красавцы приютите девчонку-автотуристку…

Я в принципе был не против. Автотуристы — народ разговорчивый. Основная плата за

проезд — развлекать водителя. Хотя кое-что насторожило. Была эта красавица какая-то

слишком харизматичная ну и… чистенькая, что ли. Не было на ней дорожного налета.

Будто спрыгнула минут пять назад с обложки журнала.

А Рубан оказался «в своей тарелке». Не спрашивая меня, он выскочил из-за стола,

и хищно перемещаясь, ухватил рюкзак.

— Давай помогу, тут раздеваться нужно и, наверное, с вещами нельзя, — с этими