Дмитрий Глухов - Нигде

— Нет… Точно нет…

— И сюжет каждый раз один и тот же, без всяких изменений?

— Одно и то же. Как фильм, который я смотрю. И все выглядит… ну… более реалистично, что ли, чем в обычных снах.

Иван Алексеевич пожевал губами, подвигал какие-то яркие квадратики на своем планшете:

— И вы по-прежнему так называемые «обычные сны» помните редко?

— Редко. Может быть, мне просто ничего не снится?

Психолог передвинул еще несколько разноцветных квадратиков на экране. Максу квадратики эти категорически не понравились. Что было на них написано — не разглядеть, слишком мелкий шрифт, но вот их цвета ему внушали опасение: красный, желтый, оранжевый… Вряд ли такими цветами станут обозначать какие-нибудь хорошие вещи: спокойствие, добродетель, приверженность к служебной дисциплине…

— Угу, — промычал психолог с интересом. — Я так понимаю, что с момента нашей последней встречи у вас произошли какие-то изменения в личной жизни?

— Да, женился… — Макс тяжело вздохнул.

Уже который раз за сегодняшний день ему подумалось, что не слишком успешно начался у них с Милой медовый месяц.

— Мои поздравления, — промямлил доктор и внимательно посмотрел на Макса из-под очков. — Дети?

— Пока не планируем.

Психолог удовлетворенно кивнул и поставил еще ряд галочек на экране планшета. Затем тронул незаметную кнопку на крышке стола. Раздражающий шарик нырнул в одну из полок книжного шкафа, а к Максиму по столу заскользил небольшой прозрачный цилиндр с несколькими разноцветными капсулами. Сделав приглашающий жест рукой, Иван Алексеевич пояснил:

— Как обычно, перед сном. Не забывайте, — и протянул Лебедеву руку. — До следующего раза.

Макс пожал вялую, мягкую, и какую-то неприятную, словно залежавшаяся селедка, ладонь врача и вышел из кабинета. В приемной, вытянув длинные ноги, полулежал в кресле Ким. Смущенно хихикала медсестра. А Стрельцов вовсю махал руками да так художественно, будто дирижировал симфоническим оркестром. Стоит заметить, что эти его пассы имели на девушек просто магическое воздействие. А уж в сочетании с байками из полицейской жизни… Естественно, Ким вещал:

— А вот еще был случай… Возвращаемся в отдел…

Но, увидев Макса, Ким тут же вскочил на ноги:

— Уже все? Так быстро?

Лебедев поморщился, и, обогнув Кима, хлопнул его по плечу:

— На связи.

Ким кивнул:

— На связи, — и отправился в кабинет, пообещав медсестричке, что как только выйдет, так сразу расскажет, чем все там кончилось.

Максим посмотрел на разноцветные капсулы и привычно бросил прозрачный цилиндр в ближайшую урну, вытащил коннектор:

— Слава, ты дома? Я около тебя, из клиники вышел, сейчас заскочу.

Со Славой Макс был знаком еще с детства: они вместе гоняли «чижа», сначала в дворовых командах, а потом в профессиональной лиге. Но если Макс сумел стать звездой, Славке это не удалось. И дело не в таланте, а везении: в первом же сезоне в серьезной команде он сломал колено. Его спортивная карьера была закончена.

Встречаясь с ним, Макс всегда читал в его глазах: «Счастливчик ты, Лебедев. Повезло тебе… Богач и красавчик… А я инвалид…» Инвалидом, впрочем, Слава не был: только чуть-чуть прихрамывал. Организм у него оказался с особенностями: никак не хотел принимать имплантат. Лучшие врачи бились над его коленом, словно над собственной диссертацией, но так ничего и не смогли сделать. Шли разговоры про клинику в Германии, даже начали собирать деньги — и собрали, быстро собрали, но Слава внезапно из больницы исчез. Только что был — и нет. Подняли тогда на ноги и полицию, и родственников, и друзей… А нашел его Макс: Славка сидел на трибуне их школьного стадиона. Внизу пацаны били по бейсбольному мячу. «Мазила, куда же ты даешь!» — разносился пронзительный крик. Макс подошел и опустился рядом со Славой на горячие от солнца доски. Слава мельком глянул на него и продолжил наблюдать за мальчишками. И, не глядя в его сторону, глухо заговорил:

— Понимаешь, еще несколько дней в этой больнице — и я просто сдохну. Просто сдохну, и все. Ну или с ума сойду. Крутят меня, винтят, режут, просвечивают, что-то вынимают, что-то вставляют… И зачем это все?

— Ну, Слава… — растерялся Макс, — человек не должен хромать. Лига сегодня утром уже перечислила деньги, даже собирать не надо. Поедешь в имплант-центр…

— И что?! — раздраженно бросил Слава.

— Сделают там тебе эту треклятую ногу…

— Не сделают, — Славка грустно ухмыльнулся. — Меня такие профессора осматривали — суперпрофи, да и те только руками разводили. Не приживается — и все. И говорят, что если и заставят ее прижиться, то вот в остальном организме могут сбои начаться. Не, на фиг, уж лучше я буду хромать.

— Но…

— Слушай, Макс, давай больше не будем об этом. Я решение принял. Окончательное.

Макс вздохнул. Переубедить Славку он все равно бы не смог: в спорах тот побеждал практически всегда.

— Ты бы хоть врачей предупредил. А то там, в клинике, не представляешь что творится…

— Предупрежу. Только сначала, Макс, сбегай за пиццей. Помнишь, как мы в детстве ее ели после тренировок?

Макс кивнул и побежал вниз по деревянным ступенькам, припоминая детство. Скрипели они тогда точно так же, как и сейчас. Интересно, остались ли кроме них в городе хоть одни скрипящие ступеньки? Или хотя бы просто деревянные? Вряд ли. Вообще с тех пор мир сильно изменился. Никто уже сейчас не бегает за пиццей: автоматический вертолетик доставит вам ее через три минуты после заказа. Наверняка, если сейчас поднять голову вверх, то увидишь какой-нибудь вертолетик с бутылкой воды, спешащий к спортсмену… Когда они со Славиком гоняли тут «чижа», о подобном было даже невозможно и подумать… Макс поймал себя на этой мысли и поразился: а ведь и в самом деле изменилось практически все! Исчезли походы по магазинам — теперь пневмодоставка, не стало прогулок — теперь почти везде самодвижущиеся тротуары… Даже лампочек нет — теперь светятся стены и потолок. Будто бы какой-то волшебник взмахнул палочкой — и мир стремительно преобразился. Человек за считаные годы был лишен всех привычных ему бытовых забот: даже лампочки — и те менять не надо. Да и работа у всех стала значительно проще. Макс вспомнил, как рассказывали о своей службе старые полицейские. А сейчас-то и преступности почти не стало. И во всем так. Три часа рабочий день, а одно время даже шли разговоры, что будут вводить, по желанию, пенсию с любого возраста. Но потом почему-то отказались. Кто бы мог подумать об этом еще несколько лет назад?

Славик, однако, видимо, об этом думал. В больницу он и в самом деле возвращаться не стал, а выбрал себе довольно странную профессию — аналитика будущего. Называлось это — «Футурология», а Славка, соответственно, стал футурологом. Аналитик должен был предугадывать дальнейшее развитие общества и техники и вносить коррективы в различные современные проекты. Например, если бы эта профессия существовала лет 50 назад, то аналитики легко бы могли предсказать увеличение количества автомобилей, значит, дороги бы стали строить более широкими, и сегодня мы были бы избавлены от пробок. Или, например, в каждом бы доме уже в начале проектирования были предусмотрены места для труб пневмодоставки из супермаркетов, крепления для солнечных батарей или замкнутые внутри квартир сети разводок под мощные сменные аккумуляторы. Макс помнил, как все это начиналось лет десять назад: тяжелый угловатый ящик мог питать квартиру лет десять. Сегодня батарейка размером с палец стояла у него в каждой комнате, а последний раз он менял какую-нибудь… Наверное, с полгода назад, на кухне. Отсутствие проводов было чертовски удобно, но переделать всю проводку в квартире под аккумуляторную схему снабжения… Да, это было непросто. Тогда Макс очень сильно пожалел, что в прошлом не было футурологов.