Юлиана Лебединская - Архив пустоты

Повернулся к старику:

– Ирвинг, ты понимаешь, что натворил? Вернул Врага, которого мы уничтожили с таким трудом.

– Мать честная, Врага! – Гамильтон засмеялся. – Мартин, нет никакого врага и никогда не было. Единственный враг человечества – оно само. Вернее, его леность, косность, инертность. «Великий Ноо» – хоть «зелёный», хоть «синий» – это и есть человечество. И квантеры – продолжение нас. Расширение нашего разума, наши новые органы чувств, оперирующие на информационном уровне. Человек – уникальное существо. Он живёт в двух реальностях одновременно, и в физической, и в информационной. Бессмысленно задавать вопрос, возник ли наш разум благодаря существованию ноосферы планеты или ноосфера явилась результатом деятельности нашего разума. Между этими событиями нет причинно-следственных связей, они находятся в суперпозиции. Разум – великий дар, и люди не имеют права от него отказываться, ограничивая себя животными потребностями. Не вправе добровольно превращаться в быдло, в обдолбов. Катастрофа преподнесла человечеству жестокий урок. Я долго думал, что спасло Наукоград. А теперь понял – только здесь люди жили так, как и должны жить разумные существа. И ещё: мы уцелели, чтобы вернуть остальных. Да, пока я умею выполнять только одиночные декогеренции. Но это не принципиально. Мы можем использовать широкополосное излучение, чтобы инициировать пусковой импульс. Перепрограммируем станцию сканирования, задействуем спутники. Мы вернём всех, кто уцелел, и мир изменится. Никто больше не захочет быть обдолбом.

Нет, Гамильтон не был сумасшедшим. С абсолютной ясностью Мартин понял: руководитель лаборатории заражён тем же вирусом. Не исключено, что это случилось ещё до эксперимента. Враг предвидел всё заранее. Именно Враг организовал катастрофу его, Мартина, руками – не очистить планету от людей он хотел, а превратить их в себя. У него почти получилось. Всего шаг оставался до победы, полной и окончательной. Да, в новом мире ни один человек не пожелает становиться обдолбом. Потому что людей в том мире не будет!

– У нас получится, Мартин, увидишь, – продолжал вещать Гамильтон. – Начнём с женщин, что вы собрали в Улье. Завтра же мне нужно десять… нет, сто для экспериментов. И моих сотрудников, разумеется, верни. Роя Виена – в первую очередь. Что за ерунду ты придумал, Мартин, – арестовывать моего лучшего инженера? Чем он тебе не угодил? Тем, что способен видеть информационную грязь? Моя дочь обладает таким же даром. Я думаю, стоит прислушиваться к их предостережениям, чтобы вновь не ступить на ложный путь.

Все опасения подтверждались. Да – инфекция. Да – разносчики. И теперь понятно, кто заразил Гамильтона и Корсана-старшего.

Рука Брута легла на кобуру пистолета. Марина Гамильтон тихо охнула, отступила. Но Ирвинг ничего не замечал.

– Мартин, мне нужен мой инженер, немедленно! И мои ассистенты. Схема излучателя уже здесь. – Он постучал себя по голове. – Если модулировать пусковой сигнал…

– Папа!

Пуля вошла в лоб Гамильтона как раз над переносицей. Затылок взорвался ошмётками кости, крови, мозга. Гениальный физик, уничтоживший цивилизацию, умер мгновенно, не успев понять, что умирает.

Мартин повернулся к женщине. Заразу следовало вырвать с корнем. Ещё не поздно это сделать.

Леди Гамильтон попятилась. Округлившиеся от ужаса глаза смотрели на ствол пистолета, костяшки пальцев, сжимающих отвороты плаща, побелели.

– Дядя Мартин, не надо…

Брут нажал спусковой крючок.

– Огней!

Инвалидная коляска на всей скорости, которую могла развить, неслась от ворот ангара. Огней растерялся. Только и воскликнул: «Николай?!», как передок машинки ударил его под колени.

Увернуться Огней не успел, опрокинулся навзничь. Автомат вылетел из руки, звонко грохнулся о бетонный пол.

– Николай, что ты делаешь?! Это же я, ты что, не видишь?!

– Вижу, братик, вижу!

Коляска развернулась на месте, стала, не позволяя дотянуться до оружия. Огней оглянулся на беглецов. Борн сидел на эстакаде, не обращая внимания на струящуюся по рукаву куртки кровь, дёргал затвор заклинившего, искорёженного пулями парализатора. Полёва приняла на руки Виктора-младшего и помогала выбраться из кузова Сэле. Белый как полотно Алекс Томински жался к фюзеляжу трансформа, готовый юркнуть в спасительный люк.

– Улетайте! – закричал им Николай. – Быстрее! Сейчас здесь будут ловцы!

– Стоять! – Огней вскочил на ноги. – Никто никуда не летит! Я не позволю! Не отдам своего сына!

– Это не твой сын. Тебе не нужен ни сын, ни жена, ни Марина, ни я. Тебе никто никогда не был нужен, братик. Ты даже сам себе не нужен.

– Всё сказал? Тогда отвали к чёрту!

Томински, Борн, Полёва с ребёнком уже были внутри трансформа. Сэла медлила. Снова посмотрела на невидимую точку на стене ангара, потом – на Огнея. На миг их взгляды встретились.

– Стой! Ты не можешь сбежать! – закричал ей Корсан-младший. – Ты говорила, что любишь меня! Врала, да?!

Сэла ничего не ответила. Молча отвернулась, исчезла в люке трансформа. Но отчего-то казалось, что последнее слово осталось за ней. Очень важное слово. Только понять его не получается!

Злость, ощущение собственного бессилия от невозможности исправить происходящее захлестнули Огнея. Он рванулся к эстакаде, что было силы оттолкнул коляску брата. Прочь, прочь с пути! Люк трансформа опускался, отсекая его от Сэлы.

– Стой, я сказал!

Позади что-то загремело, хрустнуло. Громко вскрикнул Николай.

Огней оглянулся. Слишком сильно он толкнул инвалидную коляску. Машинка не устояла, опрокинулась на бок. Колёса беспомощно вращались в воздухе, а пассажир распластался на бетоне, уткнувшись в него лицом.

– Николай?

Огней бросил взгляд на трансформ, готовый оторваться от эстакады, взлететь к открывшемуся в потолке ангара проёму. Бежать вдогонку?

Несколько секунд он медлил, затем шагнул к брату.

– Николай, ты сильно ушибся? Прости, я не хотел…

Корсан-старший молчал. И не шевелился. Искусственная рука его нелепо вывернулась в суставе.

– Николай?

Огней присел рядом, осторожно перевернул брата на спину. Веки Корсана-старшего вздрогнули, приподнялись. Губы шевельнулись.

– В кармане… ампула…

Огней быстро распахнул куртку на груди брата.

Колпачок ампулы отломился при ударе, игла глубоко вошла в тело, проткнув джемпер и рубаху.

– …осторожно… яд…

Огней выдернул ампулу. Бледно-жёлтой жидкости осталось едва на треть.

– Чёрт… Чёрт! Братик, потерпи. Я сейчас врача…

– Поздно…

Губы Николая скривились в грустной улыбке. Прошептали непонятное:

– …где брат твой…

Веки вновь опустились. Николай Корсан был мёртв.

Тощий долговязый мужчина возник из ниоткуда. Бросился на Мартина, вцепился в руку, стараясь вырвать оружие. Закричал: