Брюс Стерлинг - Зеркальные очки

— Мы сейчас говорим о компьютерных видеосинтезаторах, Тод. — Кейдж положил вилку на тарелку. От разговора у него исчез аппетит. — А так сложилось, что мне кое-что известно о них. На меня программисты работают, помнишь? И это сложные машины. И дорогие в использовании. Как ты планируешь купить себе необходимое время доступа?

Теперь за столом ел только Тод.

— Есть способы, — ответил он, не прекращая жевать. — Маленькие магазины открыты для хакеров ночью. Можно прийти в три часа и работать до пяти. Дешево.

— Даже если у тебя получится сделать что-нибудь достойное, нужно еще это распространить. Мультинациональные корпорации вроде «Вестерн Эмьюзмента» даже не притронутся к работе фрилансера.

Тод пожал плечами.

— Что с того? Начну с самого дна. Потому мы и едем в Англию. В британской телесети осталась куча свободных слотов. А как только люди увидят мой материал, все остальное будет просто, я уверен.

Уинн вылила испаряющийся стимулятор «Блаженство» в бокал для бренди, глубоко вдохнула дозу и передала его по кругу. Тод нюхнул быстро и явно неохотно; предложил Кейджу. Вошла официантка с десертом, и тут Тони понял, что сказать ему нечего. Было совершенно ясно, что у Шлерманна нет силы воли для борьбы с неминуемыми препятствиями. Уже через шесть месяцев все изменится. Тод станет винить Уинн или Кейджа — кого-то другого! — за свой провал и продолжит влачить бессмысленную жизнь уже без них, пребывая в безопасном заблуждении, что он — гений, попавший в мир идиотов. Это казалось очевидным.

По Уинн, его прекрасная Уинн, сейчас улыбалась Шлерманну так, словно стала свидетельницей второго пришествия Леонардо. И этот сукин сын намеревался забрать ее с собой.

Сэр Эдмунд Антробус, баронет, владевший Стоунхенджем, умер без наследника в 1915 году. Из-за доступа к памятнику он годами препирался с Церковью Всеобщего Скрепления, которая объединяла современных друидов, чья вера основывалась, с одной стороны, на принятии желаемого за действительное, а с другой — на плохом образовании. Главный друид объявил, что сэра Эдмунда поразило друидическое проклятие, от чего тот и погиб. Через несколько месяцев поместье выставили на продажу. Мистер Сесил Чабб приобрел Стоунхендж на аукционе за 6600 фунтов. Позже он говорил, что совершил покупку под влиянием порыва, а еще три года спустя предложил столь неожиданно обретенную собственность государству, и Ллойд Джордж произвел его в рыцари за щедрость.

Для осторожных правительственных бюрократов Стоунхендж представлял только потенциальную катастрофу. Несколько накренившихся камней были готовы рухнуть, шатающиеся архитравы нуждались в починке. Правительство обратилось за помощью в Общество Антикваров. То ухватилось за возможность превратить реставрацию в грандиозные — а на поверку оказавшиеся гибельными — раскопки на территории всего памятника. Правда, поступление денег от государства прекратилось, как только камни были выправлены, но Общество годами пыталось финансировать исследования самостоятельно. Довольно часто полковнику Уильяму Хоули приходилось работать одному и жить в продуваемой насквозь хижине прямо на месте. В 1926 году проект, к счастью, приостановили, а Общество практически ничего не добилось, только испортило археологический материал да выставило себя на посмешище. Как говорил растерянный Хоули в интервью «Таймсу»: «Кажется, чем больше мы копаем, тем сильнее углубляется тайна».

Как и множество людей до него, Кейдж не выбирал карьеру; он стал наркохудожником случайно. Когда он поступил в Корнелл, то собирался заниматься генной инженерией. В то время Боггс как раз создавал вирусы, способные изменять хромосомы в уже существующих клетках. Квабена опубликовал новаторскую работу о реконструкции водорослей для человеческого потребления. Казалось, чуть ли не каждый месяц еще один генетик выступал с докладом и рассказывал о чуде, которое изменит мир. Кейдж тоже желал творить чудеса. Тогда идеализм не выглядел глупо.

К сожалению, в то время каждый умный ребенок в стране хотел заниматься генной инженерией. Конкуренция в Корнелле была жесточайшей. Кейдж стал делать наркотики на втором курсе, чтобы справиться с программой. Начал с малых доз метразина; говорили, тот вызывает только психологическое привыкание. Кейдж же воображал себя круче любой дури и не уделял внимания рекреационным веществам. Не было времени. Иногда пробовал тетрагидроканнабинол — и в виде марихуаны, и в составе новых шведских аэрозолей. Как-то на весенних каникулах девушка, с которой Тони встречался, дала ему мескалин. Сказала, что после этого к нему придет озарение. Так и случилось — Кейдж бросил ее, осознав, что напрасно тратит свое время.

Спустя три семестра все пошло наперекосяк. К тому времени он сидел на метамфетаминах, иногда употребляя за раз больше восьмидесяти миллиграммов. Кайф от них напоминал оргазм, охватывающий все тело: естественно, учиться после такого было трудновато. Научный руководитель посоветовал ему бросить программу, когда Кейдж получил «удовлетворительно» по генетической химии. Тони сжигал мозговые клетки и терял вес, уже давно не понимая, как ему дальше жить. Знал только, что надо пройти очистку и начать все заново.

Он записался на курс психофармакологии из какой-то параноидальной прихоти. Учиться чему-то надо было, так почему бы не узнать побольше о веществах, которые активно разрушали его собственное тело? Так Кейдж встретил Бобби Белотти, хорошего наставника, а вскоре и верного друга. Тот помог ему слезть с наркоты, получить самую простую степень по биологии и надоумил подать документы в аспирантуру. Большую часть идеализма Тони выжгло начисто в те семестры амфетаминового психоза. Может, потому он легко убедил себя в том, что создание новых наркотиков — занятие благородное, сродни поиску лекарства от гемофилии.

Кейдж защитил диссертацию на тему влияния индольных галлюциногенов на серотонинергические и дофаминергические рецепторы. Ранее считали, что индольные галлюциногены вроде ЛСД или диметилтриптамина подавляют выработку серотонина. Неудивительно, ведь их химические структуры были чрезвычайно похожи. Работа Тони показала, что галлюциногены этого вида влияют также на производство дофамина, а большинство зафиксированных эффектов являются результатами взаимодействия этих нейрорегуляторов. Он знал, что диссертация не была новаторской или блестящей: основы исследования заложили задолго до него. Но к тому времени Кейдж невероятно устал от затянувшегося студенческого статуса, и в тексте это прекрасно отразилось.

Тони получил степень в разгар краткого и бесславного правления Первой американской партии, кучки либертарианских фанатиков, явно желавших разрушить правительство Соединенных Штатов. Закрытие Управления по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств дало искру, в результате которой разразилась целая революция в области применения рекреационных наркотиков. Кейдж все еще размышлял, нужна ли ему докторская, когда позвонил Белотти и сообщил, что уходит из Корнелла. «Вестерн Эмьюзмент» набирала людей для исследовательской программы отдела по разработке новых психотропных наркотиков. Беллотти собирался к ним и спросил Кейджа, не хочет ли тот присоединиться. Естественно, Тони не отказался.