Румит Кин - Спасти человека. Лучшая фантастика 2016 (сборник)

– Черт подери, Квуп, – вдруг сказал Ирвич, – ты не представляешь, как я тебе завидую.

Квуп слегка поднял бровь. Он думал, Ирвич скажет про машину, но тот имел в виду другое.

– Ты получил пусть не оконченное, но классное образование, – закончил Ирвич. – Такое, что можешь починить эту штуку. В твоем возрасте я здесь считал себя крутым механиком. Но ты…

Квуп по-настоящему смутился.

– А я завидую тебе, что ты, свободный, жил здесь с детства, – глухо возразил он, – не учился в моей тупой школе и не делал массу других тупых надоедающих вещей.

Ирвич улыбнулся, понурил голову. Появилось в нем что-то сломленное.

– Меньше чем через год парни Шритла попросят меня на выход, – сказал он, – и я свалю. Я слишком долго был хорошим аморальным гражданином этого сквота, чтобы теперь нарушать его правила. Но кем я буду там, снаружи? Вонючим сектантом техло-амоки или просто бродягой?

– Ты справишься, – без уверенности сказал Квуп. – И мы все равно будем с тобой видеться.

– Нет, приятель, если я справлюсь, я не буду возвращаться сюда, чтобы увидеть твою славную мордашку и дать тебе пять, а потом зайти трахнуть знакомых девчонок в «Юной Плоти», – сказал Ирвич. – Не вешай мне на уши сладкую лапшу.

– Эй, мальчики, не надо, – взмолилась Ула. – Все же круто.

– Ладно, – согласился Ирвич. – Тогда вопрос: что мы будем делать дальше? Я имею в виду – с машиной.

– Пробовать? – предположил Ваки.

– Пробовать, – в тон ему повторила Ула. – И Ирвич будет пробовать, а то он слишком унылый.

– Кто-то должен остаться снаружи, – порываясь встать с кресла, сказал Квуп. – Чтобы разбудить остальных, если дела пойдут плохо.

– Сиди, – остановил его Снахт. – Я останусь.

– Уверен? – удивился Квуп. – Я-то уже видел эту байду.

– А я уже видел твои жизненные характеристики, – возразил Снахт. – Я лучше кого угодно за вами послежу.

Квуп подумал, что, в конце концов, ему будет вполне интересно досмотреть финал истории Липаша. И уж точно это лучше, чем пялиться в экран и скучать, пока другие развлекаются.

– Ладно, – согласился он.

Ула, Ирвич и Ваки заняли оставшиеся кресла. Квуп со стороны увидел, как его друзей вбирает внутрь себя цепочка метаморфирующих металлических пластин, а потом стальная волна накрыла его самого, и он вновь поплыл в прохладную темноту.

– Дегора Липаш, вам известно, почему вы здесь находитесь? – спрашивает младший судья.

Липаш нервно обводит взглядом своих мучителей. Вопрос кажется ему идиотским. У него в голове роятся десятки возможных ответов: потому что так устроено общество? Потому что я запутался? Потому что я был неосторожен? Потому что на меня донес мой брат? Или…

– Потому что… – начинает Липаш. Замолкает и не может закончить.

Обыск у него в квартире. Его поймали с поличным. Он хорошо помнит этот момент. Ощущая себя в полной безопасности, он смотрел долгую запись, одну из самых своих любимых – ту, на которой восьмилетняя девочка играет в подкупольном парке со своей старшей сестрой.

– Я должен убедиться, что вы осведомлены о том, какой закон нарушили, – поясняет судья.

Игра была простой: старшая горстями бросала в воздух светящихся виртуальных бабочек, а младшая гонялась за ними с цифровым сачком. Обе хохотали и врезались друг в друга. Свет солнца, преломленный щитами купола, был бесконечно красив – будто навеки застыл вечер летнего дня.

А потом запись кончилась, Липаш очнулся и увидел, что вокруг него, наслаждаясь эффектом, стоят солдаты. Его квартира уже была разгромлена. Все его тайники разворошили, блоки с записями тащили на улицу. Вместе с солдатами и копами по его дому, не снимая ботинок, ходили соседи. У них были невыносимые лица. А он сидел в одних трусах, уничтоженный, абсолютно одинокий.

– Дегора Липаш, – окликает младший судья.

– Да, я… – произносит Липаш.

– Суд не рекомендует вам отмалчиваться, – говорит судья. – Молчание будет интерпретировано как отказ сотрудничать.

– Я… – Липаш силится собрать свои мысли. – Я смотрел записи, которые нельзя смотреть.

– Это недостаточный уровень понимания ситуации, – возражает судья пятого ранга. – Вы можете объяснить, почему записи, которыми вы обладали, запрещены к просмотру?

– Потому что они сделаны с мозга детей, – признает Липаш.

– Достаточно? – обращаясь к старшему, спрашивает судья пятого ранга.

– Нет, – говорит тот. – Дегора Липаш, объясните, почему записи, сделанные с мозга детей, запрещены к просмотру?

– Потому что так решили люди? – предполагает Липаш.

– Все решают люди, – раздраженно вступает младший судья. – Прошу вас дать конкретную причину.

– Потому что… – мямлит и снова замолкает Липаш. Он ощущает, что устал говорить, устал объяснять. Он хочет лишь покоя и чтобы на него перестали смотреть.

– Я не знаю, – признает он.

Наблюдатели начинают что-то вводить в свои пульты – должно быть, выставляют ему оценку социальной сознательности.

– Потому что все записи, сделанные с мозга детей, классифицируются как высшая категория детской порнографии, – объясняет второй по рангу судья. – Дегора Липаш, вы нарушили сексуальную неприкосновенность ребенка. Вы заглянули к ребенку внутрь. Вы могли ощущать себя в его теле, в том числе вы ощущали, как ребенок прикасается к самому себе и к другим детям. Через эти записи вы вступили в аморальную интимную близость со множеством детей, и хотя дети ничего об этом не узнают, вы фактически изнасиловали их – через доступные вам записи.

Липаш чувствует слабость и тяжело дышит. По лицу все обильнее течет пот, но руки прикованы, и он не может утереться.

– Младший судья, огласите результаты следственной описи, – призывает старший судья.

– «В тайниках Дегоры Липаша обнаружено четырнадцать блоков, содержащих более пятидесяти записей разной длины», – читает младший судья. – «Все записи сделаны с мозга детей или подростков. Из них четыре записи содержат элементы детской и подростковой мастурбации – описания этих сцен я опущу из уважения к суду; несколько записей содержат воспоминания об обнаженном детском теле – такие, к примеру, как омовение девятилетнего мальчика, причем в упомянутой сцене у мальчика наблюдается эрекция; несколько записей содержат заигрывания между детьми и детьми, детьми и взрослыми – заигрывания эти такого рода, что позволяют допустить сексуальную интерпретацию: к примеру, поцелуи между сестрами, между матерью и ее сыном».

– Дегора Липаш, признаете ли вы, что получали извращенное эротическое удовольствие от воспроизведения данных сцен? – спрашивает третий судья.

– Нет, – ощущая испуганную прерывистость собственного дыхания, отвечает Липаш.