Виталий Вавикин - Техно-Корп. Свободный Токио

– Юмико. Моя Юмико, – в его глазах столько любви.

Кейко и не помнит, когда на нее так смотрели. Может быть, когда-то в детстве, но она уже забыла об этом. Все забывают этот взгляд – взгляд родителей на ребенка. Родители – и те забывают. И не нужно никакой коррекции. Сама жизнь корректирует личность, осушает чувства. Доктор говорит дочери о том, что им нужно расстаться, что ей придется пожить с его сестрой и ее детьми.

– Не хочу к ее детям, – капризничает девочка, не понимая, что отец умирает. – Мальчишки вредные. Они не нравятся мне.

Кейко чувствует переживания ребенка, который занял ее тело, но еще не понял этого. Для девочки это игра – именно так сказал дочери Накамура.

– Ты ведь хотела стать взрослой?

Кейко хочет зажмуриться, забыться, но не может. Она пленник в своем теле. Гонда рассказывал ей о проекте «Население-2», когда сознание человека извлекали из умирающего тела и хранили в специальной капсуле. Учредители проекта обещали, что когда-нибудь создадут специальную нейронную сеть, где смогут жить эти сознания, но в действительности все надеялись, что для извлеченных сознаний сумеют приспособить биоэлектронный мозг синергиков. Технократы приняли специальный закон, запрещающий исследования в этой области, но на черном рынке были предложения. В основном предлагали купить свои тела отчаявшиеся бедняки. Технократы постановили, что личность с перенесенным сознанием подлежит глубокой коррекции – стиранию, но Гонда говорил, что спрос и предложение все равно были…

Все это Кейко помнит, словно сон. А может быть, эта часть и была сном – все путается. Реальность закончилась почти сразу после суда, но Кейко кажется, что она прожила лишнюю сотню лет, устав от жизни. У нее были дети и внуки. У нее были мужья и любовники. Кажется, в одной из жизней ее любовницей была женщина. И все это так же реально, как то, что было до суда, только не затуманено временем.

Пара случайных пуль пробивают стену. Кейко слышит их свист, звон разбившихся стекол.

– Папа, мне страшно! – говорит она… Нет, не она – говорит Юмико ее губами, языком, голосовыми связками…

– Все будет хорошо, – обещает доктор Накамура. – Скоро все это закончится.

«Он украл мое тело! – думает Кейко. – Он украл мою жизнь!»

Она хочет закричать об этом, но не может. Хочет отключиться, пережить потрясение и потерять сознание, но не может. Это ад… Нет, это хуже, чем ад…

Взрыв пугает дочь доктора. Девочка поворачивается, смотрит на брешь в стене, из которой выбираются девушка и обнаженный по пояс, залитый кровью якудза. Их преследует начальник «Тиктоники» Раф Вэдимаса – Кейко узнает его. Якудза бьет Вэдимаса по голове. Вэдимас отключается. Доктор Накамура просит якудзу не стрелять…

«Нет, это точно ад. Мой собственный ад», – думает Кейко…

Доктор держится какое-то время, затем падает в лужу собственной крови. Наностимуляторы продолжают вытягивать из его тела жизненные силы, но результата нет. Он умер. Его дочь рыдает над телом отца, роняет на лицо Накамуры слезы, принадлежащие Кейко… Девушка, которая пришла с якудзой, обнимает дочь доктора, обнимает Кейко, но она, кажется, понимает, что происходит.

«Мне бы тоже не помешало понять», – думает Кейко.

– Нужно уходить, – говорит якудза.

Он называет свою девушку Шайори. Она называет его Семъязой.

– Нет, я никуда не пойду! – плачет Юмико, когда Шайори пытается поднять ее на ноги.

Семъяза вызывает лифт. Двигатели гудят, кабина ползет вниз. Юмико плачет: тихо, снова и снова смахивая со щек слезы. Охранные системы в коридоре активируются. Семъяза стреляет. Вспышка, дым поднимается к потолку, искры сыплются на пол. Пара силовиков преграждает путь к выходу. Семъяза расправляется с ними голыми руками. Двери на улицу. Яркий свет слепит глаза. Бег до автомобильной стоянки. Крохотная спортивная машина Шайори. Тесное заднее сиденье. Свист и запах горелой резины. Скорость бешеная, но Шайори уверенно справляется с управлением. Крыша машины опущена.

– Ты можешь показать, где твой дом? – спрашивает Шайори, обращаясь к Кейко… Нет, обращаясь к Юмико в теле Кейко.

Девочка кивает. Они мчатся в направлении крохотного города – узкие улицы, частные дома, силиконовые деревья. Пес-синергик бросается под колеса. Машину заносит. Шайори избегает столкновения. «С таким вождением она могла бы участвовать в профессиональных гоночных соревнованиях», – думает Кейко, а Юмико в ее теле уже вытягивает руку, указывая на сплющенный, словно прижатый низким небом к земле дом. Шайори лихо сворачивает на подъездную дорожку. Скрип резины и тормозов. На крыльцо выскакивает растрепанная, напуганная женщина.

– Тетя Мэрико! – кричит Кейко, вернее, девочка в ее теле.

Тетя Мэрико не узнает ее. Ну конечно не узнает, ведь племянница совсем не похожа на племянницу. Затем тетя Мэрико видит татуированный, обнаженный, залитый кровью торс якудзы по имени Семъяза.

– Я вызываю силовиков, – говорит она и пятится в дом.

Шайори выскакивает из машины. Двигается она так же лихо, как и водит. Шайори хватает испуганную женщину за руку и говорит, что на «Тиктонику» было совершено нападение, начальник тюрьмы, Раф Вэдимас, во время боевых действий случайно застрелил дочь Накамуры, но доктор перенес сознание Юмико в тело женщины, проходившей коррекцию, и теперь… Шайори оборачивается и указывает пальцем на Кейко.

– Тетя Мэрико! – скулит девочка в теле взрослой женщины.

Шайори спешно объясняет растрепанной, напуганной женщине, что ей нужно собрать вещи и уехать, нужно спрятать Юмико, потому что если Вэдимас узнает о том, что дочь доктора жива, то он найдет и убьет девочку.

– Почему убьет? – спрашивает Мэрико.

– Потому что она свидетель. Свидетель своего собственного убийства, – говорит Шайори.

Все это выглядит непостижимым для растрепанной женщины. Она качает головой и снова пятится в дом.

– У меня шестеро детей, – говорит Мэрико.

– Это ваша племянница, – Шайори указывает рукой на Кейко.

– Мне детей нужно кормить, – говорит Мэрико.

– Ее убьют, если вы не сбежите.

Дверь закрывается.

– Я вызываю силовиков! – кричит уже из дома Мэрико.

Юмико плачет, чувствует себя преданной. Странно, но эти чувства проникают и в Кейко, в ее сознание. Боль, отчаяние, одиночество… «У детей такие яркие, чистые чувства!» – думает Кейко.

Шайори возвращается в машину, говорит, что не может бросить девочку. Якудза молчит. Шайори разувается и показывает ему нейронную татуировку любви на ступне – такую же, как когда-то Кейко хотела сделать себе.

– Не знаю как, но иногда она активируется сама по себе, – говорит Шайори. – Мастер предупреждал, что такое может случиться, если интегрировать модуль в ступню, но только так я могла спрятать ее от отца.