Сергей Лифанов - Те Места, Где Королевская Охота[Книга 1]

— Сию минуту, ваша милость, — засуетился хозяин, — я в футляр уложу!

Однако внимание господина Годола уже было отвлечено чем–то другим, и он, подняв трость, отошел.

Алики, не зная как ей быть, опустила глаза и смотрела, как хозяин укладывает гарнитур в небесно–голубой бархатный футляр: колье, два браслета, заколки для волос… К этому полагались бы еще серьги, решила Алики, но серег почему–то не было.

Вдруг Алики вздрогнула. Она услышала, как хозяин что–то бормочет себе под нос, и даже разобрала по–товьярски:

— Северные камни для северной шлюхи…

— Что? — переспросила она автоматически — и тут до нее дошло…

Алики вскинула голову, будто получила пощечину. Хозяин смотрел на нее прямо и не скрывал своего презрения. Это был средних лет северянин, рослый, сильный; если бы не козлиная бородка, такому бы больше подошел военный мундир, чем мятый сюртук и антикварная лавка. Какое–то время они смотрели друг другу в глаза, потом Алики пришла в себя и не взяла, а вырвала футляр из его рук.

— Спасибо, любезный! — сказала она по–товьярски так, как говорят слугам.

Хозяин склонился в поклоне — и куда только делась выправка, куда испарилось презрение!

Алики подошла к господину Годолу и, сделав книксен, прошептала:

— Благодарю вас, сударь!

Он задумчиво кивнул и, как обычно, предложил ей локоть. Алики положила на сгиб руку, и они пошли к выходу, сопровождаемые почтительным хозяином.

Карета господина Годола стояла в некотором отдалении, и эти двадцать или тридцать шагов им не удалось пройти спокойно: какой–то прохожий, обгоняющий их на узком тротуаре, вдруг схватил Алики за руку.

Алики резко повернулась, теряя локоть господина Годола, и увидела мнимого мастера–карамельщика Катрея. Тот смотрел на нее горящими от ненависти глазами.

— Что вы себе позволяете! — воскликнула Алики.

Рядом с ними тут же возник черный сюртук, но пока не вмешивался, просто делал вид, что всегда стоял здесь и любовался витриной.

Алики оглянулась. Господин Годол прошел уже оставшиеся до кареты несколько шагов и стоял, глядя на нее. Алики поспешно улыбнулась ему и повернулась к Катрею:

— Что вам от меня надо? Оставьте меня в покое, сударь! Что вы вообще здесь делаете?

— Нет, это что ты здесь делаешь? — потребовал он сам ответа.

— Да не орите вы! — сказала Алики, понизив голос. — Это не ваше дело! Я на службе…

— Хороша служба! — горячо прошептал Катрей и ткнул рукой в злосчастный футляр. — А это что?

— Вы идиот! Это — гарнитур из аметистов! — зашипела она таким же горячим злым шепотом. — И вам до того нет никакого дела!

— Нет, есть!

— Сперва научись на окарине играть, придурок! — Алики вырвала руку с футляром и гордо пошла к карете.

Катрей попробовал было ее остановить, но его уже держали: давешний черный сюртук как–то очень ловко стиснул его собой, да так, что бедняга не мог и дернуться, а со стороны это выглядело как будто один наткнулся на другого и просит извинения. Ловко! Алики победительно ухмыльнулась, впрыгнула в карету.

Та тронулась.

Господин Годол посмотрел на нее с любопытством и через минуту осведомился:

— Этот человек имеет на вас какие–нибудь права?

— Решительно никаких! — чуть резко ответила Алики. — Наглец!

Хозяин антикварного магазина наблюдал за инцидентом через витринное окно своего магазинчика. Он усмехался.

Впрочем, с точностью сказать, что это был только хозяин маленького магазинчика, было нельзя. Некто похожий на него, как могут быть похожи братья–близнецы, разлученные с детства и, будто в плохом романе, один из которых вынужден был сам зарабатывать на жизнь сам, а второй жил в достатке и холе, смотрел сквозь пыльноватое стекло, как бедняга Катрей, сгорая во вспышке ревности, пытался заявить свои права на Алики, как ему это не удалось, и Алики гордо удалилась.

Когда инцидент был исчерпан, хозяин отошел в глубину магазинчика и занялся своими обыкновенными делами, забыв за ненадобностью и о северной шлюшке при богатом господине, и о происшествии под своими окнами…

А тот, кто усмехался его губами и смотрел его глазами, откинулся в богатом кресле и призадумался, привычно перебирая холеными пальцами большие бусины коротких четок. Итак, один из заложенных им по всей Столице капканчиков сработал. В очередной раз. Сколько было ложных тревог, сколько было просто случайных попаданий в его капканы людей посторонних, лишних, ненужных… Бедняги, им порой приходилось трудно — не всякий даже прошедший отбор выдержит последующие испытания.

Но ничего, вскоре у него и его единочаятелей окажется более точный «индикатор», как любит выражаться один его высокоученый друг и единомышленник, или «пробный камень», как привык называть это по старинке он сам.

Раскинутые им сети и не могли принести богатый улов и сразу. Так, обманки; чаще — плотва; а уж о крупной рыбе приходилось только мечтать. Но именно ее он и ждал — время у него было.

И ведь дождался же, кажется!

Алики запыхавшись вбежала в приемную и сходу спросила Саира, деловито разбирающего бумаги.

— Меня вызывали? — спросила она. — Это не розыгрыш?

— Какое там розыгрыш! — Саир встал из–за стола и подошел к ней; сказал негромко: — Слушай, что ты натворила? Я бы сказал, эрст в бешенстве.

— Правда? — Алики дрогнула. Догадаться, что Рет — Ратус зол на нее, было не трудно. Вопрос только: почему именно он зол. Вчера наконец–то она сдала свои отчеты. Вчера этот сумасшедший карамельщик устроил сцену на улице. И вчера господин Годол… но об этом даже вспоминать не хочется, хотя, наверное, именно из–за этого Рет — Ратус и злится. Ну и ладно, а что он…

Саир оглянулся на закрытую дверь кабинета и зашептал:

— Тут какой–то дедок с самого утречка заходил. Уж о чем они там говорили, не знаю, только после разговора с ним эрст еще минут десять помедлил — злость, что ли, накапливал? — а потом потребовал тебя пред свои ясные очи.

— Ой–ей, — выдохнула Алики. Про деда она ничего знать не знает! Какой еще дед? Не давешний же нахал–антиквар. Хотя почему бы и нет? От Рет — Ратуса любой пакости ждать можно. Например, что этот антиквар был подставной.

Алики набрала в грудь воздуха и шагнула к двери кабинета.

— Погоди! — Саир схватил ее за руку и повернул к себе. Он окинул ее пытливо, заправил выбившуюся прядь, расправил воротничок и оглядел еще раз. — Ну, теперь вперед! Не трусь, — напутствовал он.

Алики безропотно снесла его старания, кивнула на напутствие и приоткрыла дверь.

— Можно?

— Входи–входи, — разрешил Рет — Ратус.

Алики несмело притворила за собой дверь.

— Садись сюда!

Алики села в указанное кресло, и свет солнца сразу ослепил ее. Она практически не видела Рет — Ратуса — он стоял напротив, в простенке между большими окнами, как раз против света. Казалось даже, что в комнате, кроме нее, никого нет.