Сергей Лифанов - Те Места, Где Королевская Охота[Книга 1]

— Вы следили за мной! — выкрикнула она.

— Да, — не стал возражать собеседник. — И поэтому сделал вам это предложение.

— Ах, какой вы добренький, — съязвила Наора.

— Да, — снова подтвердил незнакомец, — я вам и подарил десять империалов. Чтобы дать возможность избежать того, чего вы не хотите. Я вовсе не был уполномочен на это. Но, — Наора опять услышала смешок, — думаю, что вы не броситесь сейчас же к дилижансу, а примете мое предложение. Кстати, — он достал из кармана часы и пригляделся к циферблату, — у вас осталось ровно пятьдесят минут для размышления.

После этих слов он опустился в кресло, и Наоре ничего не оставалось, как выйти.

Она пошла по коридору, только тут вспомнила о зажатом в руке кошельке. Он был скромным, но из вполне качественной замши. Наора открыла его и достала монеты. Тускло блеснуло в свете свечи золото. Зачем–то оглянувшись на дверь — за ней не раздавалось ни звука, — она попробовала металл на зуб. Кажется, и вправду золото. Тут все было без обмана. А в остальном?

В задумчивости Наора свернула к черному ходу и спустилась в полуподвал. Она толкнула дверь в буфетную, та была не заперта.

Буфетчица заканчивала уборку, подметая полы. Она подняла голову, узнала девушку и, улыбнувшись, кивнула — присаживайся, мол. Для нее столь позднее появление девушки было не внове: Наора частенько забегала в буфетную перекусить после спектакля. Ну и поболтать, посплетничать.

Наора улыбнулась в ответ, сняла плащ и повесила на вешалку возле двери.

— Чайку на сон грядущий? — Буфетчица отставила веник в сторону и, не ожидая согласия, принялась расставлять чашки и блюдца.

— Чичока, а у тебя торта не осталось? — попросила Наора с улыбкой.

— Для тебя найдется.

Буфетчица отошла к одному из шкафов, нашла в связке ключ и открыла дверцу.

На столе появилась блюдо с несколькими пирожными, оставшимися от ужина.

Наора тем временем вынула из кошелька монеты, разложила на столе, полюбовалась.

— Да ты при деньгах сегодня, — заметила Чичока довольно флегматично, расставляя на столе нехитрое угощение.

— Можно сказать, с Небес свалились, — сказала Наора. — Я тебе должна, вот возьми. — Она протянула буфетчице монету.

— Золотой? Надо же!

Чичока отошла к кассовому столику, позвенела там монетами и положила перед Наорой горсть мелочи. Наора убрала это в кошелек и принялась за чай; на столе остались две мелких монеты.

— Ты завтра пошли кого–нибудь, чтобы мой плащ в театр занесли, ладно?

Чичока молча налила чаю себе и кивнула; монетки исчезли.

— Твоего папашу нынче в пивной отлупили, — сообщила она. — Часу еще не прошло. Вроде бы он за что–то деньги взял да обманул.

— Сильно побили? — Наора надкусила пирожное.

— Под глазом фонарь здоровенный, а так вроде ничего.

— Фонарь нестрашно, — кивнула Наора, — фонарь загримировать можно.

Пирожные оказались достаточно свежими и очень вкусными.

— Да он все ругался да ныл, что лицо ему попортили. Мол, я им работаю, — продолжала Чичока.

Наора взяла еще одно пирожное.

— Уезжаю я из Берстара, — сообщила вдруг она. «Вдруг» даже для себя. — Наверное, уже не вернусь.

Чичока посмотрела на нее очень внимательно, потом спросила:

— Куда же?

— Не знаю, — Наора повела плечом. — Но это не то, о чем ты подумала, — добавила она, перехватив взгляд буфетчицы.

Та тоже пожала плечами: мне–то, мол, все одно.

Дальше пили чай молча. Наора съела еще одно пирожное и допила чашку.

— Пожалуй, пора мне.

Она встала.

Чичока проводила ее до ступенек, посветила лампой, пока та шла по коридору, и прикрыла дверь.

Наора подошла к конторке, за которой уже дремал портье, поглядела вверх по лестнице и решила, что раз уж начинать новую жизнь, то начинать ее надо налегке. Там наверху, в комнате, ничего не стоило того, чтобы подниматься по лестнице под самую крышу, а немногие из имевшихся у нее украшений — серебряное кольцо с аметистом и сердоликовые бусы — были и так при ней.

Она подошла к конторке и постучала по дереву, чтобы разбудить портье. Тот с трудом протер глаза, зевнул и посмотрел на девушку.

— Я хочу уплатить за номер, — сказала Наора, выкладывая на столик империал и большую часть мелочи.

— А до утра подождать нельзя было, — пробурчал портье и полез в книгу записей.

— Значит, нельзя, — ответила Наора.

Портье недоверчиво повертел в руках золотой, приложился зубом, пересчитал и сгреб мелочь. Потом он сделал соответствующую запись в книге, ткнул пальцем в строчку, где Наора и расписалась огрызком грифеля, покрытого облезшим лаком.

— Не подскажете, кто живет во втором номере? — спросила Наора, возвращая грифель.

Она вовсе не ожидала, что заспанный портье ответит, тот, однако, проворчал недовольно:

— Во втором? Нету там никого.

— Как же так? — удивилась Наора. — Я видела…

— Утром как выехали, так никто еще не заселялся, — безапелляционно перебил портье.

— Но я только что видела, что там горит камин! — договорила все же Наора.

Портье посмотрел на нее недоверчиво, но, поняв, что его не разыгрывают, выбрался из–за конторки и взял лампу.

Наора не стала ожидать результатов расследования. Она и так боялась, что опаздывает. Заранее зябко поежившись, прежде чем открыть дверь, она толкнула тяжелую панель и шагнула в холод и неизвестность.

У входа в театр стояла небольшая карета, по зимнему времени поставленная на полозья. На козлах скучал закутанный в волчью доху кучер, а рядом прохаживался человек в светло–сером плаще.

Заметив Наору, человек быстро пошел ей навстречу.

— Сударыня, вы рискуете простудиться! — человек со знакомым голосом быстро сорвал с плеч плащ и, продолжая движение, накинул его Наоре на плечи.

Возможно, это выглядело бы навязчиво или чересчур фамильярно, но в движении его не было грубости или вульгарности, так что Наора, чисто по–женски захотевшая сделать противящееся движение, сдержалась. Невольно она подчинилась его настойчивости — просто нельзя было не подчиниться! — и, сделав несколько шагов, оказалась в карете.

Провожатый заботливо подсадил ее и, едва она успела опуститься на сидение, укутал ноги согретыми грелкой мехами, устроил поудобнее, снял с нее промокшие, как оказалось, башмаки, ловко надел мягкие оленьи ботиночки и помог установить их в каретный «сапожок».

Только после всего этого Наора из глубины мехов смогла произнести:

— Так это вы были в театре!

Мнимый призрак ответил ей просто и спокойно:

— Я часто бываю в театре. Я люблю театр.

— Вы были в театре сегодня вечером, — сказала Наора.

— Мы с вами успеем об этом поговорить. А сейчас, простите, я несколько занят. — Человек–призрак — и ее собеседник из второго номера — улыбнулся и, еще раз поправив меха, выпрыгнул из кареты и захлопнул дверцу. Послышалось какое–то восклицание, щелкнул кнут, Наору толкнуло, и полозья кареты заскрипели по покрытым снегом камням мостовой.