Денис Бобкин - Блесна

— А для чего все это нужно? — спросил я.

— Мы подошли с тобой к самому главному вопросу, — ответил замполит, погрустнев, — грубо говоря, твоя работа нужна, чтобы котел под названием «русская национальная душа» не взорвался. Когда мы получаем сигнал, что в сосуде бессознательного возникает излишнее давление, путем специальных мер в телеэфире создается разряжение в сосуде обыденного сознания и избыточная энергия перетекает туда. Но тебе я советую об этом не думать. Думай лучше о том, что с бонусом делать будешь через пять лет. За миллион долларов можно практически любую мечту воплотить в жизнь. Другим офицерам — твоим ровесникам такие возможности даже и не снились.

— Да, но вы ведь говорили, что сосуды сообщающиеся, зачем тогда?..

— Так–то оно так, но уже скоро будет лет двадцать, как на соединяющий сосуд в Кремле краник поставили. Так что теперь судьба России будет в твоих руках. Я говорю это в прямом, а не в переносном смысле слова.

От объяснений Иван Ивановича мне сделалось тоскливо. Еще недавно я представлял свое будущее совсем другим, и сколько ни пытался думать о миллионе долларов, ничего, кроме идеи купить золотой «Мерседес» и врезаться на полном ходу в придорожный столб, в голову не приходило.

Примерно через неделю в обед Иван Иванович впервые пригласил меня к себе в каюту. Он намекнул, что предстоит обсуждение очень важного вопроса — нравственной темы.

— Скоро у тебя первое погружение, сказал Иван Иванович, пока я оглядывал его каюту. — Не хочу, чтоб ты потом думал, что работаешь лохом, таскающим для дядей каштаны из огня.

— Работать ты будешь на Родину, хотя может показаться, что результатами твоего труда в первую очередь будут пользоваться всякие бляди–вырожденцы типа олигархов или андроидов из «Единой России». Кстати, о блядях. Сегодня Аидович возвращается из отпуска, и у нас есть для него хорошая новость. Утром получили шифрограмму, что нашего прежнего командира наконец–то комиссовали в госпитале, и Аидович у нас теперь не старпом, а полноценный командир отдельной глубинной боевой ментальной единицы.

Иван Иванович коротко рассказал о планах на вечер. По традиции обмывать очередное воинское звание предстоит в сауне, где соберется весь офицерский состав части. Иван Иванович показал мне распечатку интернет–анкет трех «Русалок». Сразу было видно, что это провинциальные студентки, подрабатывающие вечерами проституцией, которая теперь называется консьерж–услуги. Глядя на эти фотки, я вспомнил его слово «отпетрушить».

Ровно в 23.00 я спустился в офицерскую сауну. Несмотря на то, что я пришел вовремя, веселье было уже в полном разгаре, стало понятно, что я что–то пропустил. Полуголый Сергей Сергеевич, сидя на табуретке, осатанело играл на восточном инструменте, похожем на балалайку и распевал частушки.

Как с Аидычем Маратом трахали мы акробатов.

Как, зачем и почему –

Я, друзья, вам не скажу!

Марат Аидович и Иван Иванович с одобрением смотрели на эту самодеятельность и о чем–то тихо переговаривались.

— Ну что, Сергей, садись, давай выпьем за нашего командира, — подозвал меня Иван Иванович, наливая из самовара целую кружку мутной жидкости. Заметив, что я с недоверием принюхиваюсь к содержимому кружки, он сказал:

— Да ты не дрейфь. Это «Белое море» — водка с лучшим в мире порошком.

— Я бы сказал, с волшебным порошком, — добавил Аидович и неожиданно залихватски захохотал. — Раньше салабонам давали пить забортную соленую воду. «Белое море» — хороший заменитель. Когда ты погрузишься в пучину бессознательного, Серега, твой путь будет освещать наш прожектор, — сказал он воодушевленно, указывая на штурмана, который тем временем перешел от песен к каким–то вудуистическим танцам. — Им, кстати, у нас управляет Сергей Сергеевич, так вот, при погружении тебе может показаться, что прожектор будет выхватывать из темноты самых чудовищных и отвратительных монстров, которых ты даже и представить не можешь. Но ты всегда должен помнить, что прожектор не создает чудовищ. Это просто свет, который помогает осознать их присутствие — это первое и единственное правило ментального подводника.

В чем именно заключается правило и каков его смысл, я не понял. У меня сохранились довольно странные воспоминания об этом вечере. Помню, что когда мы купались в джакузи, в котором плавали живые рыбы, мне стало страшно обидно, что «русалки» достались всем, кроме меня. «Вот ведь, на блядях экономят», — подумал тогда я. Потом Иван Иванович долго рассказывал, что я ему как сын родной.

— Я ведь, как и ты, детдомовец — ни единой родной души на белом свете, вещал он, рыдая. Воспоминания обрывались на моменте, когда мы лежали в мокрой от утренней росы траве и играли на неправдоподобно длинных тубах.

На следующий день Иван Иванович сухо, как будто с какой–то обидой, объявил мне, что до погружения осталось всего тринадцать дней и надо провести это время с максимальной пользой.

Подготовка была довольно странной. Каждый день с десяти до двенадцати утра я приходил в кабинет Сергея Сергеевича, он надевал мне на голову какие–то датчики на присосках и мы садились играть в шахматы.

— Для настройки аппаратуры нужно максимально точно просчитать твое ментальное поле, — сказал Сергей Сергеевич, прилепляя к моей голове присоски. Мне казалось, что я неплохой шахматист — трижды выигрывал чемпионат по шахматам среди военных учебных заведений Ленинградского военного округа, но главный штурман оказался гораздо более сильным и опытным игроком. Меня поражало, что он играл как–то слишком легко, будто заранее разгадывал все мои комбинации. Кроме того, все наши поединки заканчивались ровно в двенадцать часов. После обеда я ложился в похожий на футляр макет боевого отсека для погружений и слушал аудиокниги, которые ставил мне Сергей Сергеевич. Больше всего мне нравилось «Похождение бравого солдата Швейка».

Две недели прошли быстро, и наступил день, когда мне предстояло спуститься в пучины бессознательного. Технически погружение прошло совершенно буднично. В этот день я по просьбе Сергея Сергеевича не ходил на завтрак и потому поспал на полчаса дольше. Ровно в десять мы спустились на самый нижний уровень бункера, где я еще не бывал. Сергей Сергеевич обильно смазал мою грудь, кисти и виски какой–то липкой холодной гадостью и натренированным движением прилепил к телу присоски с проводами. По форме отсек был точь–в–точь как тренировочный, только сделан не из пластика, а из черного дерева. Наконец–то я понял, почему в тренировочном отсеке было так неудобно лежать — через полчаса сильно затекала спина. Его сделали по образцу этого древнего саркофага.