Джордж Эффинджер - Поцелуй изгнанья

Френчи вырвал его у меня и отвернулся. Он побрел в свой офис, не сказав мне ни слова.

— Сегодня в полдень, — сказал я Жаку, — можешь предложить ту же тысячу киамов Большому Элу и прочим, но свои деньги они получат, когда установят устройство связи. Понял?

Жак кивнул. Отодвинул недопитый стакан с виски.

— И за каждый терминал я получу комиссионные?

Сто киамов, — сказал я. Я был уверен, что Жак получит большой навар, продавая устройства нашим друзьям и соседям, особенно при такой наживке, как комиссионные. Сто киамов с каждой продажи, да еще и при поддержке Фридландер-Бея.

— Сделаю, что смогу, Марид, — сказал он. Похоже, теперь он был несколько более уверен. Он медленно допил эквадорское пиво из своей бутылки.

Чуть позже ахайский посетитель встал и открыл свой портфель. Оттуда он вынул тонкий сверток.

— Это тебе, — сказал он Теони. — Не открывай, пока я не уйду. — Он наклонился, поцеловал ее в щеку и снова вышел на солнечный свет.

Теони начала разворачивать бумагу. Открыла сверток и нашла там книгу в кожаном переплете. Когда она открыла ее, у меня, на поясе зазвонил телефон. Я отцепил его и сказал:

— Алло.

— Это Марид Одран? — спросил хриплый голос.

— Да, — ответил я.

— Это доктор Садик Абд ар-Раззак.

— Это был имам, который подписал наш приговор. Я встревожился.

Теони вскочила и указала вслед джентльмену из Ахайи.

— Знаешь, кто это был? — закричала она, заливаясь слезами. — Это был мой отец!

Дейлия, Жак и я посмотрели на Теони. Такое в Будайине случается сплошь и рядом. Нечего было волноваться.

— Мне хотелось бы поговорить о том, как вы собираетесь очистить свое имя, — сказал Абд ар-Раззак. — Я не потерплю никакого нарушения мусульманских законов. Я разрешаю вам посетить меня сегодня в два.

Он бросил трубку раньше, чем я успел ответить. Я подвинул устройство цифровой связи в чемоданчике Жаку, он закрыл крышку и пошел по делам.

— Ладно, — сказал я Дейлии, — я должен поговорить со всеми, кто, по-моему, замешан в деле Халида Максвелла. Потому отправляюсь по первому кругу.

Она посмотрела на меня и вытерла стойку тряпкой. Она понятия не имела, о чем я говорю.

Я пролежал в постели с другим романом Латфи Гада до трех часов ночи. В желудке у меня урчало, в ушах звенело, и через некоторое время я осознал, что потею так, что все простыни промокли. Я просто психовал на всю катушку.

Что ж, герои не должны расклеиваться. Взять хотя бы аль-Каддани, непоколебимого детектива из романов Гада. Он никогда не поддавался панике. Он никогда не бодрствовал ночь напролет оттого, что ему хотелось удрать куда-нибудь подальше и начать все сначала. После пары часов нервотрепки я решил взять себя в руки, и немедленно. Я вылез из мокрой постели и пошел за своей аптечкой, что была в другом конце спальни.

Она была набита лекарствами, и у меня несколько секунд ушло на то, чтобы сообразить, что выбрать. Наконец я решил, что приму транквилизатор. Я пытался покончить со своей старой привычкой принимать для успокоения наркотики, но сейчас была ситуация, когда мои любимые таблетки и капсулы предписываются вполне законно. Я остановился на паксиуме, приняв двенадцать таблеток лавандового цвета и четыре желтых. Это притупит остроту моего психоза, сказал себе я.

Я снова лег, шлепнулся на подушки и прочел еще пару глав. Подождал, пока паксиум подействует, и через час или около того действительно почувствовал слабые, еле заметные признаки эйфории. Она, словно сахар, застывающий на птифуре, покрыла мои страдания. Но под этой тонкой корочкой в моей душе все еще копошились мрачные опасения.

Я снова встал и босиком пошел в уборную. Открыл аптечку и откопал в ней восемь таблеток соннеина, моего любимого болеутоляющего. На самом деле я не чувствовал серьезной боли, просто подумал, что опийное тепло изгонит остатки моего беспокойства. Я проглотил белые таблетки и запил их минералкой.

К тому времени, когда аль-Каддани был захвачен израильскими злодеями и, как и положено, один разок избит, я почувствовал себя куда лучше. От беспокойства остались только абстрактные воспоминания. Меня наполняло чудесное ощущение уверенности в том, что днем я смогу низвергнуть доктора Садика Абд ар-Раззака одним своим видом.

Я чувствовал себя так хорошо, что мне захотелось поделиться своей радостью с кем-нибудь еще. Но, однако, не с Кмузу, который уж точно доложит Фридландер-Бею о моем ночном кутеже. Нет уж. Я быстренько оделся и выскользнул из своей комнаты. Тихо прошел по темным коридорам из западного крыла дома Папы к восточному крылу. Оказавшись перед дверью Индихар, я тихонько постучал несколько раз. Я не хотел будить детей.

Я подождал минутку, затем постучал погромче. Наконец я услышал за дверью какое-то движение, и дверь отворила Сенальда, валенсианка, которую я нанял в помощь Индихар.

— Сеньор Одран, — сонно сказала она. Она протерла глаза и сердито воззрилась на меня. Ей не очень нравилось, что ее разбудили так рано.

— Прости, Сенальда, — сказал я, — но мне срочно нужно поговорить с женой.

Служанка уставилась на меня. Пару секунд она не говорила ни слова. Затем повернулась и пошла в комнаты. Я ждал у двери. Через некоторое время вышла Индихар в атласном халате. Лицо ее было мрачным.

— Муж, — сказала она.

Я зевнул.

— Мне нужно поговорить с тобой, Индихар. Прости, что пришел в такой час, но это очень важно.

Она провела рукой по волосам и кивнула.

— Хорошо, Магрибинец. Лучше сейчас. Через пару часов проснутся дети, и у меня не будет времени поспать.

Она отошла в сторону, дав мне протиснуться мимо нее в гостиную.

Сейчас я чувствовал себя ужасно. Я чувствовал себя непобедимым. Пятнадцать минут назад я хотел пойти к Индихар и услышать от нее, какой я храбрый и сильный, мне было нужно, чтобы кто-нибудь сказал мне об этом. Теперь же, когда соннеин говорил мне все, что я хотел слышать, мне всего лишь нужно было обсудить с кем-нибудь, правильно ли я избавляюсь от своих страхов. Я знал, что могу доверять Индихар. Я даже не думал о том, что она может рассердиться на меня за то, что я выдернул ее из теплой уютной постели.

Я сел на кушетку и подождал, пока она сядет напротив. Несколько секунд она массировала лицо длинными, тонкими пальцами.

— Индихар, — сказала она, — ты моя жена.

Она перестала массировать лоб и посмотрела на меня.

— Я уже говорила тебе, — сказала она сквозь зубы, — что спать с тобой я не буду. Если ты разбудил меня среди ночи в пьяном…

— Нет, дело вовсе не в этом. Мне нужно услышать твое откровенное мнение по одному вопросу.

Она молча уставилась на меня. Не было похоже, чтобы она успокоилась.

— Как ты могла заметить, — сказал я, — последнее время Папа взваливает на мои плечи все больше и больше ответственности. И потому мне приходится прибегать к некоторым его методам, даже если мне лично они не по вкусу.