Джордж Эффинджер - Поцелуй изгнанья

Я поднялся по лестнице в стеклянный кабинет лейтенанта Хаджара в самом центре детективного отдела. Он говорил по телефону, потому я просто вошел и сел на неудобный деревянный стул рядом с его столом. Я взял пачку Хаджаровой почты и стал ее просматривать, пока он с рассерженным видом не вырвал бумаги у меня из рук. Затем он пролаял в трубку несколько слов и бросил ее.

— Одран, — низко, плотоядно протянул он.

— Лейтенант, — сказал я, — в чем дело? Он встал и походил немного.

— Ты станешь на одну голову короче гораздо раньше, чем думаешь.

Я пожал плечами:

— Из-за того, что Абд ар-Раззак на две недели урезал время, которое нам дали для того, чтобы обелить себя?

Хаджар перестал расхаживать, повернулся ко мне, и его рожа расползлась в злобной ухмылке.

— Да нет, козел тупой, — сказал он. — Из-за того, что весь город набросится на тебя за убийство святого человека. Они с зажженными факелами вытащат тебя из постельки и разорвут на кусочки. Тебя и Фридландер-Бея. Ну, и из-за времени тоже.

Я прикрыл глаза и устало вздохнул:

— Я не убивал имама, Хаджар.

Он снова сел за стол.

— Подойдем к вопросу научно. У тебя в два часа была назначена встреча с имамом. Секретарь сказал, что ты вошел к нему около четверти третьего. Ты пробыл у него в кабинете не более пятнадцати минут. До половины четвертого никаких посетителей не было. Когда секретарь вошел к нему в половине четвертого, доктор Абд ар-Раззак был мертв.

— Целый час был для того, чтобы кто-то прошел мимо секретаря и убил этого сукиного сына, — спокойно сказал я.

Хаджар покачал головой.

— Это случай закрытой комнаты, — сказал он. — Ты не успеешь раскопать что-нибудь насчет Халида Максвелла.

Это начинало меня раздражать. Не страх, не тревога — просто раздражение.

— Ты спрашивал секретаря, не уходил ли он куда в течение этого часа? Ты спрашивал его, не видел ли он кого-нибудь еще в это время?

Хаджар покачал головой.

— А зачем? — сказал он. — Случай закрытой комнаты.

Я встал.

— Значит, ты говоришь мне, что теперь мне придется доказывать свою невиновность по двум убийствам?

— И очень резво. Мы не собираемся объявлять об убийстве имама до утра, поскольку эмир хочет, чтобы мы сначала подготовились к возможным беспорядкам. А они будут, и еще какие. Сам знаешь. И ты будешь давать показания посреди взбешенной толпы, из железной клетки, это я тебе обещаю. Если Фридландер-Бей хочет отмыться от убийства Халида Максвелла, ему придется делать это в одиночку. Через несколько дней ты будешь трупом, разве только не удерешь из города. И уж поверь мне, тебе это будет чертовски сложно сделать, потому что за тобой все время следят.

— Знаю, — сказал я. — Этот жирный черномазый.

Хаджар смутился.

— Ну, — сказал он, — он, конечно, не из лучших.

Я пошел к двери. Все эти визиты к Хаджару ничего не стоили.

— Пока, — бросил я через плечо.

— Ни за что не хотел бы сейчас оказаться в твоей шкуре. Я долго ждал этого момента, Одран. Куда ты направишься?

Я обернулся.

— О, я намеревался заскочить в офис медэксперта в Будайине. Я получил от имама разрешениена эксгумацию тела Халида Максвелла.

Он побагровел и надулся как шар.

— Что? — заорал он. — Нет! Только не на моем участке! Не позволю!

Я улыбнулся.

— Жизнь — тяжелая штука, лейтенант, — сказал я, показывая ему официальное «добро», полученное от Садика Абд ар-Раззака. Я не доверял Хаджару настолько, чтобы позволить ему прикоснуться к документу. — Это все, что мне нужно. А если дойдет до худшего, я, если придется, попрошу шейха Махали придержать тебя на коротком поводке.

— Максвелл? Эксгумация? Какого черта? — завопил Хаджар.

— Говорят, что жертвы убийства сохраняют образ своего убийцы на сетчатке глаз даже после смерти. Слышал когда-нибудь такое? Возможно, я узнаю, кто убил патрульного, иншалла .

Хаджар ударил кулаком по столу.

— Это все предрассудки!

Я пожал плечами:

— Не знаю. По-моему, стоит попробовать. Пока.

Я вышел из кабинета лейтенанта, оставив его курить и пыхтеть в одиночестве.

Я сел в машину. Кмузу обернулся и спросил:

— Ты в порядке, йа Сиди! — спросил он.

— Новые неприятности, — хмыкнул я. — Тут в десяти кварталах по бульвару есть отделение банка «Дюны». Мне надо кое-кого там повидать.

— Хорошо, йа Сиди .

Пока мы пробирались по забитой машинами улице, я соображал, сможет ли Хаджар и в самом деле пришить мне убийство имама. По крайней мере, у меня была возможность, да и мотив был. Достаточно ли этого, чтобы на законном основании открыть дело? При том, что я, кроме настоящего убийцы, был, вероятно, последним, кто видел живым доктора Садика Абд ар-Раззака?

Следующая мысль отрезвила меня. Хаджару и не требуется законное обвинение. Завтра утром две тысячи скорбящих мусульман будут оплакивать жестокое убийство своего религиозного лидера. Все, что нужно сделать, — это пустить слушок о том, что во всем виноват я, и я отвечу за убийство, не успев даже предстать перед исламским судом. Мне не дадут и слова сказать в свое оправдание.

Я плюнул на дождь. После заявления Хаджара мне стало наплевать даже на двадцать четыре сот-ни киамов. Я вошел в банк и огляделся. Играла тихая музыка, в воздухе витал тонкий аромат роз. В вестибюле банка все было сделано из стекла и нержавейки. Справа за стойками сидели люди, слева стояли кассовые аппараты. Напротив меня находились столы банковских служащих. Я подошел к секретарше и подождал, пока она обратит на меня внимание.

— Могу ли я чем-нибудь помочь вам, сэр? — устало спросила она.

— Сегодня утром мне звонил мистер Кирк Адван…

— У мистера Адвана сейчас посетитель. Подождите немного, он займется вами позже.

Ох, — сказал я. Я неуклюже опустился на банкетку и склонил голову на грудь. Я снова пожалел, что при мне нет аптечки или модиков. Хорошо было бы на некоторое время удрать в чье-нибудь «я».

Наконец посетитель Адвана ушел. Я встал и пошел по ковру. Адван подписывал бумаги.

— Минуточку, — сказал он. — Садитесь.

Я сел. Мне просто хотелось поскорее покончить с этим глупым делом.

Адван закончил, поднял на меня пустой взгляд, секунду смотрел, затем одарил меня своей официальной улыбкой.

— Чем могу служить? — чарующим голосом проговорил он.

— Вы звонили мне сегодня утром. Мое имя Марид Одран. Тут какие-то сложности с чеком на двадцать четыре сотни киамов.

Улыбка исчезла с лица Адвана.

— Да, помню, — сказал он чрезвычайно холодным голосом. — Мистер Фарук Хуссейн заявил, что чек краденый. Когда чек поступил в банк, на нем были только его подпись и ваша на обороте.

— Я не крал чек, мистер Адван. Я не депонировал его.