Джордж Эффинджер - Марид Одран

Возбуждение понемногу спадало. Будет о чем поговорить нынешней ночью.

Девочкам потребуется немало добавочных порций выпивки, а также сильное мужское плечо, чтобы успокоить расстроенные нервы. Они будут хныкать на груди намеченных жертв, а бедные жертвы обогатят хозяйку заведения.

Я поймал взгляд Чири.

— Бвана Марид, — негромко посоветовала мне она, — положи деньги в карман и возвращайся к своему столику.

Оказывается, я размахивал купюрами, как маленькими флажками. Засунув деньги в карман джинсов, я подошел к Богатыреву. Пока вокруг царила немыслимая паника, он и не пошевельнулся. Дурак с заряженным пистолетом — недостаточный повод для того, чтобы заставить подобных типов со стальными нервами выйти из себя.

Я опустился на стул:

— Извините, что вынужден был прервать наш разговор.

Подвинул к себе стакан с выпивкой и взглянул на Богатырева. Он молчал. На груди его, на шелковой белой традиционной крестьянской рубахе, медленно расползалось темное пятно. Целую вечность я сидел и просто смотрел на него, машинально потягивая напиток, понимая, что следующие несколько дней превратятся в кошмар. Наконец поднялся и повернулся к бару. Но Чири уже стояла рядом с телефоном в руке. Не говоря ни слова, я взял его и пробормотал код лейтенанта Оккинга.

На рассвете меня разбудил звонок. Я едва разлепил веки, чувствуя, что за ночь состарился лет на сто. Лежал и слушал, надеясь, что телефон наконец заткнется, но тот все звонил и звонил. Тогда я повернулся на бок и постарался забыть о его существовании. Дзинь-дзинь-дзинь… десять, двадцать, тридцать раз! Я шепотом выругался, перегнулся через крепко спящую Ясмин и стал шарить в груде нашей одежды, разбросанной по полу.

— Да кто там еще? — прошипел я в трубку, выудив наконец телефон. Кто бы это ни был, я его уже не любил.

— Мне пришлось встать еще раньше, Одран, — раздался голос лейтенанта Оккинга. — Я у себя в кабинете.

— Мы все будем спать безмятежно, зная, что ты бережешь наш покой, о меч справедливости!

Я все еще не мог забыть, что он устроил мне этой ночью. После допроса по всем правилам мне пришлось выложить пакет, переданный Богатыревым перед смертью. Я не успел даже заглянуть в него.

— Когда будешь острить в следующий раз, напомни, чтобы я рассмеялся дважды, сейчас мне не до смеха, — сказал Оккинг. — Слушай, я в долгу перед тобой за твое хорошее поведение…

Одной рукой я прижал трубку к уху, другой потянулся к заветной коробочке с пилюльками. На ощупь открыл ее и вытащил два маленьких голубых треугольничка.

Они меня живо разбудят! Проглотил без воды и стал терпеливо ждать, когда Оккинг кинет мне кусочек информации за верную службу.

— Ну?

— Твоему другу Богатыреву следовало просто-напросто прийти к нам. Мы довольно быстро сопоставили его сведения с нашими старыми делами. Его пропавший сын погиб в результате несчастного случая почти три года назад. Тело так и не было опознано.

Несколько секунд я молчал, переваривая услышанное.

— Значит, наша встреча с самого начала была напрасной затеей. Если бы бедняга не пошел в клуб, не лежал бы сейчас с дыркой в рубахе.

— Как странно иногда складывается судьба, да, Одран?

— Угу. Когда состришь в следующий раз, напомни, чтобы я посмеялся дважды, — расквитался с ним я. — Расскажи, что ты знаешь о нем.

— О ком? О Богатыреве или о его отпрыске?

— Да все равно, можешь о том и о другом. Мне известно только, что какой-то коротышка попросил найти его сына. Сегодня просыпаюсь, а он сам и объект поисков — мертвы.

— Ему надо было обратиться к нам.

— Там, откуда он родом, есть вековая традиция — не ходить в полицию. Я имею в виду — добровольно.

Оккинг подумал над этим и решил не комментировать.

— Сочувствую: потерял возможность заработать, — сказал он, симулируя соболезнование. — Богатырев, похоже, был политическим представителем Вячеслава, царя Украины и Белоруссии. Его сынок ставил в неловкое положение белорусскую дипломатию. Все эти суетливые русы из кожи вон лезут, чтобы убедить мир в своей надежности, а сын Богатырева вечно попадал в скандальные истории. Папе следовало оставить его дома, и тогда оба были бы живы и здоровы.

— Возможно. Как умер парень? Оккинг замешкался; наверное, выводил данные на дисплей, чтобы ничего не пропустить.

— Тут только отмечено, что погиб в автокатастрофе. Повернул в неположенном месте, столкнулся с грузовиком, водителю которого обвинения не предъявлялось. У сынка не было удостоверения личности, и он сидел за рулем угнанной машины. Тело год продержали в нашем морге, но за ним Никто не пришел. Потом… — …потом его потроха продали за гроши.

— Я вижу, ты хочешь поучаствовать в расследовании, Марид. Напрасно. Найти этого маньяка Бонда — дело полиции.

— Ясно. — Я поморщился: во рту пахло паленой шерстью.

— Буду иметь тебя в виду, — пообещал Оккинг. — Может, найдется какое-нибудь дельце.

— Если увижу того модика, упакую его как следует и подкину к дверям твоего кабинета.

— Ну, конечно, крошка. — Резкий щелчок. Оккинг повесил трубку.

— Мы все — большая дружная семья, это ты верно сказал, — пробормотал я тихо. Потом осторожно опустил голову на подушку, хотя знал, что заснуть уже не смогу. Просто лежал и созерцал отслоившуюся краску на потолке. Надеюсь, хотя бы на этой неделе она не свалится мне на голову.

— Кто звонил? Оккинг? — прошептала Ясмин. Она все еще лежала спиной ко мне, свернувшись калачиком, зажав руки между колен.

— Ага. Спи.

Но она и так уже спала. Я раскинулся на кровати, время от времени скреб в затылке, лелея надежду, что мои треугольные пилюльки подействуют раньше, чем я окончательно поддамся чувству, естественному после вчерашних событий. Я скатился с кровати и встал. В висках здорово стучало, несколько минут назад этого не было. После сеанса дружеской вивисекции, устроенного мне Оккингом прошедшей ночью, я принялся странствовать по улице, опустошая запасы спиртного во всех заведениях на своем пути. В процессе этого бродяжничества я, очевидно, натолкнулся на Ясмин, если она сегодня лежит рядом со мной. Убийственный факт.

Я направил свое исстрадавшееся тело в ванную. Стоял под душем, пока не иссякла горячая вода. Пилюльки еще не начали действовать. Потом наскоро вытерся, ломая голову, как лучше поступить: то ли проглотить еще один треугольничек, то ли смириться с потерянным днем, плюнуть на все и залечь в постель. Взглянул на свое отражение в зеркале: ужасный вид, но зеркало всегда иcкажает, ничего особенного. Меня поддерживала лишь тайная уверенность, что на самом деле моя физиономия гораздо симпатичнее. Я почистил зубы, и это избавило меня от отвратительного привкуса во рту. Ободренный, я начал было даже причесываться, но на это сил уже не хватило. В конце концов отправился в свою комнату, натянул джинсы и выбрал свежую рубашку.