Лилия Курпатова-Ким - Побег из Эдена

Почему-то вспомнился последний день в Накатоми. Лабораторная с ящерицами-киберклонами. Киберклоны не приживаются ни в природе, ни в цифровой среде, потому что подвержены и компьютерным вирусам, и биологическим. Естественного иммунитета у них нет. От поколения к поколению растет список антивирусных программ, увеличивается количество специальных вакцин для киберклонов, но и вирусы мутируют, постоянно меняются, адаптируясь к новым условиям, обретая новые свойства... Что, если на каком-то этапе биологический вирус полностью адаптировался к цифровой среде?

« Вирус — самый совершенный организм из всех известных науке, — говорил доктор Льюис. — Потому что только вирус способен менять свою ДНК в рамках одного поколения ...»

Ведь киборг — это все же в большей степени машина. Биоцифровая среда! Вирус биологического происхождения мутировал до тех пор, пока не принял форму, способную эффективно поражать такой организм. Не просто убивая живые клетки, а инфицируя операционную систему киборга!

— Черт, я мог сообразить это еще тогда, — удивился Макс. — Был в одном шаге!

В этот момент до него дошло, что имел в виду Чарли, когда говорил о своих переводах. Все они стали соображать гораздо лучше, попав в Эден! Человек — живой организм. Его мозг — биологический объект. Для развития любых способностей ему требуются тренировка и время. Нельзя стать значительно умнее, чем был, просто поступив в Эден. Должно было случиться что-то еще...

Как только Громов подумал об этом, внутри возникло странное тревожное чувство. Такое бывало у Макса каждый раз, когда он силился что-то понять, но ему никак не удавалось.

Тут монитор ожил. На экране возникла спираль ДНК.

— У него тройная спираль!

И это была далеко не единственная странность.

Громов включил на своем биофоне функцию диктофона и начал быстро говорить:

— Молекула ДНК неизвестного вируса. Три! Повторяю — три спирали закручены против часовой стрелки. Строение нуклеотидов нетипичное. Они... они имеют полиморфную структуру. Началась репликация... Разворот спирали... — Макс замер. — Этого не может быть!

Громов смотрел на экран. Тыльной стороной ладони протер глаза, придвинулся ближе и уставился в окуляры, установив максимальное увеличение.

— Этого не может быть, — повторил он, глубоко вздохнул и продолжил в диктофон: — Механизм процесса не ясен. Молекула ДНК неизвестного вируса, разворачиваясь для репликации, выдает цифровой код. Повторяю: не код для строительства белка, как должно быть в случае вируса органического происхождения, а цифровой код! Повторяю! При раскрытии спирали биологической ДНК в информационной среде образуется цифровой код. Данный вирус подменяет собой изначальную программу и... и объект оживает!

Громов еще раз глубоко вздохнул. Значение того, что сейчас происходило на небольшом стекле где-то в недрах наноскопа, невозможно оценить. Макс вытер пот со лба рукавом и продолжил:

— Операционная система, пораженная данным вирусом, начинает самостоятельно создавать адаптивные программы. Цифровой объект обретает свойства живого...

Громов коротко пересказал все, что случилось с Образцом после того, как робот был заражен этим вирусом. Прежде чем сделать предварительные выводы, он вытащил из рюкзака бутылку воды, выпил почти половину не отрываясь и закончил:

— Образец проявил главное свойство живого, свойственное только биологическим существам, — фантазию.

Максу на мгновение стало страшно от мысли, что пришла в голову.

Он уже протянул руку, чтобы вытащить стекло из наноскопа, но в последний момент раздумал.

— Сначала надо кое-что проверить, — остановил он себя.

Вынул из кармана чистый диск, сохранил на него результаты работы.

Собрав все вещи, выключил аппарат, который успел изрядно нагреться. Похоже, до войны в наноскопы не ставили охлаждающих установок.

Громов вышел из лаборатории. Железная дверь почти бесшумно закрылась за его спиной.

Коридор уже не казался таким зловещим. Добравшись до лифта, Макс нажал на кнопку и прислушался. Кабина начала спускаться. Мерный гул воздушных установок теперь казался музыкой.

Громов дотронулся до герметичных склянок в своем кармане. «Это же открытие века! Ты хотя бы понимаешь, как тебе повезло?» — сказал он сам себе. Потом обратился к Дженни — она была единственной, кому можно было похвастаться прямо сейчас:

— Кажется, Аткинс в таких случаях говорил: «Сегодня Вселенная меня любит»? Так, Дженни?

Алю пластиковые створки бесшумно отворились.

Громов вошел в кабину, думая, как бы побыстрее добраться до своей комнаты и посмотреть данные о развитии вируса, которые содержались в его личном ноуте.

Утром в комнату Макса без стука влетела сердитая, взъерошенная Дэз.

— Во-первых, спасибо, что не пришел на первую тренировку, а во-вторых, ты уже видел?! — с ходу выпалила она.

Громов не сразу повернулся. Он неотрывно глядел на зеленые строки, бегущие снизу вверх по экрану, — анализ вируса Образца.

— Макс! — окликнула его Кемпински. — Ты вообще здесь?

Тому потребовалось некоторое усилие, чтобы оторваться от монитора, хотя эти строки он видел уже не меньше тысячи раз.

— Что? — переспросил он, пытаясь сообразить, чего от него хотят.

— Тебе тоже пришло?

Дэз трясла у него перед носом конвертом из белого полиэтилена с красной окантовкой.

— Что это? — Макс пытался поймать глазами прыгающий конверт, попутно вспоминая, что вчера должен был явиться на первую совместную Сетевую игру команды.

— Уведомление!

— Н... нет, — неуверенно ответил Громов. — Кажется, мне ничего не приносили. Но может, я просто не заметил. Я со вчерашнего дня еще не ложился. По отдельности все элементы вируса понимаю, как они взаимодействуют — нет... Послушай, Дэз, извини, что я вчера не пришел, я был занят. Это вирус, ты не поверишь...

— Макс, — перебила его Кемпински, — я не желаю слушать, почему тебя не было. Ты мог по крайней мере сообщить, но не сделал этого. Больше того — ты выключил «ухо»! Я не могла тебя найти... Мы прождали почти полчаса! Даже представить себе не могу, какой важности у тебя дела, раз ты так поступаешь. Но в любом случае мне до них нет никакого дела. Не хочешь говорить — не надо. Не хочешь играть с нами — не надо...

— Дэз! Я хочу! — вскипел Макс. — Дай мне хоть слово вставить! Когда ты узнаешь, что произошло с Образцом...

— Макс, я не хочу этого знать, — Кемпински покачала головой. — Если никакая проектная группа не соизволит взять меня в течение двадцати дней — я автоматом попаду в список кандидатов на отчисление. И это единственное, что меня сейчас волнует. А свои тайны ты можешь оставить при себе.