Павел Иевлев - Мертвая женщина играет на скрипке

Водитель такси связался со мной сам. С его слов, он высадил Марту у магазина на другом конце города, и был готов отвезти меня туда завтра утром. Ради этого стоило вытерпеть публичность со всеми ее последствиями.

Кстати, о последствиях. Выбрав в комментариях самых отъявленных говноедов, разослал по списку сообщение:

«Имярек Имярекович, проживающий по адресу…

В публичной дискуссии вы позволили себе оскорбительные выражения в мой адрес и в адрес моей семьи. Я считаю необходимым предоставить вам возможность высказать их лично. Свяжитесь со мной, чтобы я мог назначить время и место для этой беседы, в противном случае я буду вынужден провести ее в формате, выбранном мной самостоятельно.

Антон Эшерский, гостиница Центральная».

Слава обязательной идентификации пользователей — анонимов на публичных инфо-поинтах не бывает. Из двух десятков адресатов дюжина раскаялась уже через десять минут. Принесли глубочайшие извинения, выразили свою опечаленность неверным пониманием, заверили, что ничего такого не имели в виду. Им я отправил убедительное предложение принести публичные извинения там, где они писали свои гадости. Пятеро откликнулись позже — видимо, искали обо мне информацию и оценивали шансы. Оценили верно, пошли по стопам первых. Один проигнорировал — дам ему время до завтра. Еще один написал, что по-прежнему считает меня тупым мудаком и готов за свои слова ответить.

Прекрасненько.

А еще мне пришло большое письмо на обычную электронную почту. Удивленный таким архаизмом, я его даже прочитал:

«Здравствуйте, Антон.

Это не пожелание, а общепринятый речевой штамп. Желать вам здравия я не стану. Не потому, что отношусь к вам плохо, а в связи с бессмысленностью этого. Я никак к вам не отношусь. Мы не знакомы в общепринятом смысле этого слова. Вы не знаете меня, я много знаю о вас — но это не повод для знакомства. Однажды — скорее скоро, чем нет — мы встретимся, но не успеем узнать друг друга, потому что эта встреча будет весьма краткой. Даже если покажется вам бесконечностью боли и страданий.

Я не питаю к вам дурных чувств. Вы молодой, неглупый и по-своему симпатичный человек. Ваша биография полна интересных загадок и удивительных совпадений (которые таковыми не являются). То, как вы ищете бросившую вас жену — очень трогательно и вызывает невольную симпатию. Ваша дочь — очаровательное, хотя и очень непростое существо.

Поэтому то, что я, скорее всего, стану причиной, орудием и свидетелем вашей смерти, не радует меня. На свете полно людей, заслуживающих такой судьбы куда более. Но печаль моя светла, Антон. В том, как, где и каким образом закончится ваша жизнь, есть прекрасный символизм и целостность сюжета. Я приучил себя ценить такие нюансы, ведь это одна из немногих доступных мне радостей.

Сейчас вы не поймете весь смысл моего послания, но постепенно я буду раскрывать вам его, слой за слоем, приближаясь к вам не спеша, но и неотвратимо. И, когда вы все поймете, мы встретимся. Я весь в предвкушении, а вы?

Ваша будущая смерть — Бабай».

Совсем клинический персонаж, кто такое на почту пишет? Пожав плечами, отправил копию в онлайн-приемную полиции с пометкой «Угрозы насилием». Заявление приняли и зафиксировали — в отличие от унылых местных сайтов, полицейский портал федеральный, все по стандарту.

Уверенному в себе я лаконично предложил назвать место и время. Он так же спокойно назвал. Через полчаса в парке. Я подтвердил, оделся попроще и вышел. Посмотрю, кто это такой дерзкий.

***

— Тупой мудак, значит?

— Тупейший, — подтвердил Иван, — ты даже не представляешь, в какую жопу себя загнал.

— И ты не поленился в эту жопу доехать, чтобы мне об этом сказать?

Вечерело, в парке было сумрачно, но я все равно видел, что Иван выглядит невыспавшимся и осунувшимся.

— Меня очень настойчиво попросили.

— В смысле «приказали»?

— Нет, — он устало покачал головой, — скорее, неофициальное пожелание. Это хуже приказа, на него не сошлешься.

— И в чем оно состоит, это пожелание?

— Верни девочку.

— То есть, ничего нового, — констатировал я, — и с чего ты взял, что мой ответ изменится?

— Послушай, — начал он, — ты все равно ничего не сможешь сделать, да и сам подумай, что для нее лучше? Жизнь с самозваным папашкой-раздолбаем, или…

Иван говорил, но я его не слушал. Я смотрел, как он движется, осторожно перемещаясь по полшага ко мне, и отвлекая жестикуляцией от ударной руки. Мы слишком часто спарринговали, чтобы он мог застать меня врасплох, и я принял удар на блок, уйдя влево и ответив встречным кроссом.

На ринге он брал у меня два боя из трех — за счет возраста, выносливости и лучшей физической формы. Но здесь и сейчас у него не было шансов. За мной школа боев без правил и простых уличных драк. А еще он хуже мотивирован и не ожидал от меня жесткой работы.

Черт, да я даже не запыхался.

— Навещу тебя в больнице, — сказал я на прощание, — вызови себе скорую.

Я ожидал какой-то прощальной реплики на тему того, какую большую ошибку я совершаю, но Иван только молча сопел, булькая кровью в сломанном носу. Да и черт с ним.

«Слова ничего не значат», — было написано белой краской через трафарет на асфальте.

***

— Пап, ты что, дрался?

Я взглянул в зеркало в номере. Да, зацепил-таки по скуле, а я и не заметил. Хорошая такая ссадина с рассечением, и кровь течет.

— То-то я смотрю, все наперебой извиняются в комментах… — сделала дочка не вполне верные, но напрашивающиеся выводы. — Надеюсь, тебя сейчас не придут арестовывать?

— Я был корректен. Насколько это возможно.

— Ты? — выпучила глаза дочка. — Да ла-а-адно!

И где мой родительский авторитет?

— Интересно, тут есть ночные аптеки? — Настя внимательно разглядывала мою физиономию.

В дверь постучали.

— Откройте, полиция!

— Был корректен, пап?

— Капитан Волот, угрозыск! — не по росту громко представилась чрезвычайно миниатюрная черноглазая брюнетка в штатском.

У меня завибрировал смарт, я его вытащил и, не глядя, сбросил уведомление, которым, как флагом, размахивала на экране Нетта.

— Я могу войти?

В кино в таких случаях спрашивают про ордер, но я просто сделал приглашающий жест. Девушка была на вид уставшая и промокшая. На улице явно все еще льет дождь.

— Что у вас с лицом? — поинтересовалась полисвумен, войдя в освещенный номер.

— Споткнулся, — лаконично ответил я.

— Удачно споткнулись, — она привстала на цыпочки, рассматривая ссадину. Ее макушка оказалась примерно на уровне моего пупка. И это на каблуках. Наверное, ей приходится носить пистолет, чтобы не унесло сквозняком.

Я не стал комментировать, хотя капитан Волот явно ждала ответной реплики. Не ее дело. Ни за что не поверю, что это Иван на меня заявил.