Кирилл Кащеев - На стороне мертвецов

Сквозь приоткрытую дверь комнаты донесся шум, грохот входной двери…

— Аркадий! — истерически закричала тетушка. — Наконец-то! Где ты был? Что… что происходит?

— Ничего особенного. — донесся отрывистый голос отца. — Нападение виталийцев на город. Все уже закончилось, набег отбили.

— Ничего особенного? И это ты называешь — ничего особенного? Виталийцы! Набег! Боже мой, Ниночка! Ты хоть понимаешь, что могло статься с моим ребенком?

— Людмила, успокойся! Вот ты, вот Нина — с вами ничего не случилось. Меня волнует Митька! Ты знаешь, где он? Его видели в городе…

— Не удивляюсь — твой сын совершенно невозможен! Явился домой…

— Ну слава Богу!

— Явился и сбежал, когда мне так нужна была помощь! Мы остались с Ниной одни! Во время набега!

— Людмила, вы даже не знали о нем, пока я не сказал. Да и чем бы вам помог Митя? Вместе бояться веселей? Погоди, что-то я соображаю туго — так Митька все-таки в городе?

— МИТЯ! УГНАЛ! КОЛЯСКУ! ГУБЕРНАТОРШИ! Ты меня слышишь, Аркадий? Она сказала, что так этого не оставит! А потом явился снова — на чужой паротелеге!

— Так он дома?

— В этой паротелеге — труп! — завизжала тетушка. — Он убил какого-то цыгана! Сам сказал, что убил! Митя — вор и убийца! Мальчишка обезумел, ему место уже не в юнкерском училище, а в сумасшедшем доме! Сделай же что-нибудь, Аркадий!

— Я сделаю, если ты меня отпустишь! — по ступенькам загрохотали шаги, потом остановились и раздраженный голос отца сказал. — Нет, Людмила, идти вместе со мной не нужно. Ступай к Нине, ей так будет спокойнее.

— Но Аркадий, ты ничего не понимаешь в воспитании детей, совершенно распустил мальчишку…

Лежащий на ковре Митя только печально вздохнул — а ему показалось, что у них с тетушкой начало… налаживаться. Но губернаторской коляски и цыганского трупа едва наметившееся хрупкое согласие не выдержало.

По спине прошлось сквозняком — дверь снова распахнулось, толкнула его ноги, над головой чертыхнулся отец:

— Митя, ты… что? Ты что тут лежишь?

— Да так… Устал немножко…

«Скакал на лошади. Дрался с медведем. Греб. Убивал.».

Рядом появились отцовские ботинки, а стоило чуть повернуть голову — и колени. Отец присел перед ним на корточки, протянул руку…

— Да ты весь мокрый! Ты что, в воду упал?

— Вроде того…

«Скорее прыгнул. Потом плыл, потом лез» — Митя заскреб ногами и приподнялся… ну не валяться же и правда у отца в ногах. Его подхватили подмышки, дернули…

— Ты весь в крови!

— Ну ведь не труп же еще! — мрачно буркнул Митя, и уселся, привалившись спиной к ножке стола — на большее его не хватило. Костюм для гребли теперь только выбросить. Еще один! Он тяжко вздохнул, поднял голову, увидел стылый ужас на лице отца и наконец сообразил успокоить. — Это не моя кровь

— А… чья? — как-то не очень успокоился отец. — Цыгана? Что за цыган? И зачем ты его… убил? — осторожно, точно ступая на тонкий лед, спросил отец.

— Кто сказал, что именно я его убил? — удивился Митя.

— Тетуш… — отец осекся. — Спрошу по-другому — где ты был и что случилось? — он подумал мгновение… и тоже уселся на пол, привалившись к другой ножке стола.

Митя повернулся к нему… и тут же торопливо отвел взгляд. Это было неприятно… знать, как много убивал отец. Глупо, конечно, думать, что если отец начинал следователем по стервозным делам, то… никто живой ему не… попадался… Но… Митя предпочел бы не знать таких… подробностей.

— Ингвар сказал тебе, что убивали не оборотни? Что это был настоящий медведь? И… ты поверил? — хотел добавить — «мне» — но не стал. — Раз их не убрали из башен.

— Конечно, поверил… — дернул плечом отец. — Когда Урусов кинулся в бега…

— Э-э-э… — Митя слегка растерялся. — Ну-у… Урусов тоже никого не… — вспомнил Урусова, орудующего фамильным хлыстом, исправился. — Урусов медведем не убивал… — вспомнил натравленного на виталийцев медведя и наконец выдавил окончательное. — Урусов убивал кого надо! А не обывателей на темных улицах! А этих убивали специально, чтобы опорочить оборотней, чтоб тех убрали из башней, чтоб заменили уланами, чтоб те не смогли толком стрелять, когда подойдут виталийцы!

Отец подался вперед:

— Где медведь?

— Мы с Урусовым привезли его в город… А тут его зарубили виталийцы. За Потапенко приняли.

— А что за цыган?

— Хозяин медведя. Натравливал его на жертв.

— Простой человек? — удивился отец.

Митя поглядел на него иронически: «Вы, батюшка, тоже не Кровный Мораныч, а нежить упокоиваете!» Отец понял, хмыкнул в ответ:

— Но цыгана тоже убили… Он мог бы рассказать, кто его нанял — не думаю, что такую сложную интригу затеял таборный ром.

— Лаппо-Данилевские! — не выдержав, прошипел Митя. Да, цыган мог бы рассказать и рассказал бы обязательно, но… Митя не сумел его довезти до полицейского департамента и… проиграл! Снова проиграл Алешке и его папеньке!

— И зачем это Ивану Яковлевичу? — скептически вскинул бровь отец.

Митя пару мгновений глядел на него недоуменно: для него было просто и очевидно, любая мерзость и подлость нужны и приятны Алешке и его папеньке. Но было смутное подозрение, что это объяснение отца не удовлетворит. Наконец, мысли зашевелились — Мите даже показалось, что он чувствует, как они возятся внутри… и он с облегчением рассмеялся:

— Железо!

Отец снова дрогнул бровями — уже вопросительно.

— В первый день — мы встретили Лаппо-Данилевского у складов Брянского завода. Эти склады как раз на пути тех виталийцев, что с тыла зашли… Они вывозят железо, но нужда питерских фабрикантов в железе и чугуне никуда не девается — и хочешь-не хочешь, они сделают новый заказ тем, у кого железо есть.

— Бельгийцам?

— А у Лаппо-Данилевского доля в бельгийских заводах. — торжествующе заключил Митя.

Отец некоторое время подумал и с сомнением спросил:

— И все это… нападение на город, жертвы… которых могло быть во много раз больше… ради заказа на железо?

— Ради денег. — педантично уточнил Митя. — Каковые произойдут от очень большого заказа на железо. — он покосился на отца иронично — сколько лет в полиции, а все остается идеалистом! И проворчал. — Ежели вспомнить, мертвецов господа Лаппо-Данилевские тоже поднимали не ради великой цели, навроде торжества над всеми Кровными в империи, а всего лишь ради кирпичей и безакцизной водки…

И вдруг осекся, подумав, что одно другого вовсе не исключает.

— Да… — кивнул отец. — Складно выходит. А ведь это Лаппо-Данилевский первым предложил убрать стражников из башен. И к владельцам големов со мной навязался, хотя его и не звали. Разговаривал с ними таким тоном, что я думал, погонят нас прочь, несмотря на опасность для города.

Митя зло улыбнулся. Надо же… Поторопился Иван Яковлевич. Занервничал. Или был уверен, что никто ничего не поймет?