Аркадия Мартин - Память, что зовется империей [litres]

– Я требую, – продолжал Двенадцать Азалия несгибаемо, и Махит испытала за него гордость , опьяняющую гордость, – встречи с министром Два Палисандр. Немедленно. И вообще, кто вы такой?

– Два Палисандр больше не является министром информации, – ответил этот человек, пропуская мимо ушей требование назваться. – Ее освободил от обязанностей в начале текущего кризиса эзуазуакат Тридцать Шпорник. Если угодно, могу передать ему ваше пожелание о встрече. Уверен, он примет вас, когда позволит время.

– Что? – переспросила Махит.

– У вас проблемы со слухом, госпожа посол?

– Да, я не верю своим ушам.

– Здесь совершенно не о чем беспокоиться…

– Вы только что сказали, что нам нельзя уйти, а министра сместили …

– Ее преданность находилась под вопросом, – сказал сторонник Тридцать Шпорника и пожал плечами. – Эзуазуакат намерен сохранить империю в надежных и твердых руках. На улицах легионы, госпожа посол, и в настоящий момент передвигаться очень опасно. Сидите спокойно. Тридцать Шпорник обо всем позаботится, и кризис закончится меньше чем через неделю.

В этом Махит сомневалась. Еще больше она сомневалась, что знает, как на это реагировать: неуверенность множилась, накрывала волна ощущения, что она что-то упускала . Тридцать Шпорник… что, проводит дворцовый переворот на опережение Один Молнии? Возможно, уже поздно стараться отвести войска от Лсела, несмотря на свою информацию для торга. На поэтическом конкурсе сам Тридцать Шпорник – великолепный в синем и сиреневом, совершенно спокойный, – и сообщил, что «сделка отменяется». Если правительственный аппарат теперь подчиняется ему – человеку, готовому, судя по всему, без раздумий пожертвовать Лселом, как только тот станет бесполезным для его планов…

– Мы же не можем просидеть в конференц-зале целую неделю, – сказал Двенадцать Азалия, и Махит была очень благодарна, что он сказал хоть что-то и вырвал ее из размышлений. – И мне до сих пор неизвестно, кто вы, сэр.

– Я Шесть Вертолет, – ответил он. Махит уставилась на него и спросила себя, когда он научился произносить свое имя не только с каменным лицом, но еще и с этаким самодовольством. – И, разумеется, вы не проведете неделю в конференц-зале, асекреты. Госпожа посол, вас переведут в безопасное и удобное место, как только мы его подыщем.

– И когда же именно? – не сдавался Двенадцать Азалия. Он довел до совершенства недоверчивую, пронзительную строгость: голос того, кому не угодили, и теперь он устроит сцену. Махит рассеянно подумала, что это даже достойно восхищения. Продуманно. Не перебивала. – По чьим меркам безопасно? Вы намекаете, что в эту самую минуту происходит попытка узурпации!

– Маленькая авантюра яотлека закончится задолго до того, как вы сможете назвать эту неприятность узурпацией, – сказал Шесть Вертолет. – У меня много работы – я прослежу, чтобы вам принесли еще кофе. Прошу, не старайтесь уйти. Вас задержат у дверей – сейчас здесь действительно самое безопасное место. Не извольте переживать.

И был таков. За ним невинно щелкнула дверь. Три Саргасс тут же пугающе расхохоталась.

– Я же все это не выдумываю? – спросила она. – Какой-то бюрократ-выскочка безо всякого понимания протокола только что нам сообщил, что министерство информации перешло под управление эзуазуакатов? А то кажется, что я это не выдумываю, и я в полном замешательстве; прошу меня простить, Махит, но такого что-то нет в моем гребаном портфолио возможных сценариев на должности культурной посредницы при иностранном после.

– Если что, – сказала Махит, – этого нет и в моем портфолио возможных сценариев на должности иностранного посла.

Три Саргасс прижала руку к лицу и с силой выдохнула. Подавила смешок, все же сбежавший сквозь пальцы.

– … да, – сказала она, – могу представить.

– Если мы не можем уйти, – сказал Двенадцать Азалия, – то как же мы доставим посла к императору? Даже по дворцовой территории, даже если сюда не перехлестнется бунт. При самом лучшем развитии событий?

«И будет ли еще император, чтобы меня к нему доставлять?» – подумала Махит, и тут ей пришлось закусить щеку, чтобы подавить нашедшую скорбь – по большей части чужую; это Искандр тяжело принимал будущую утрату, а не она. Не… совсем она. (И все же она помнила руки Шесть Пути на своих запястьях и надеялась – с бесполезной, биохимической болью в груди, – что его сиятельство переживет этот бунт, даже если ненадолго.)

Но с кем еще ей остается торговаться?

– Что, если мы попытаемся добраться не до его сиятельства, – сказала она. – Что, если мы попытаемся привлечь внимание того, кто может доставить к нему?

– Из этого-то конференц-зала? – скептически отозвался Двенадцать Азалия, показывая на кофейник. – Ты же знаешь, что наши облачные привязки отслеживают, а у тебя своей вообще нет…

– Да, – огрызнулась Махит, – я все еще не забыла, что я не гражданка Тейкскалаана, не забывала ни на секунду, необязательно напоминать .

– Да я не об этом…

Махит выдохнула с таким усилием, что это отдалось в месте разреза.

– Нет. Но получилось об этом.

Три Саргасс убрала руки от лица – и Махит уже видела выражение, которое теперь на нем крепло: Три Саргасс сосредоточилась, готовилась преломить вселенную чистой силой воли, потому что все другие варианты невозможны. С этим выражением она ела мороженое в парке перед тем, как они ворвались в Юстицию. С ним сидела в офисе Девятнадцать Тесло, решившись выкинуть из головы физическое нападение Города и травму.

– Облачная привязка может многое, как бы там за ней ни наблюдали, – сказала она. – Махит – чье внимание ты думала привлечь?

Ответ был только один.

– Ее превосходительства эзуазуаката Девятнадцать Тесло, – сказала Махит. – Она равна по рангу Тридцати Шпорнику, а значит, наверняка может войти сюда так же, как и он, и, кажется, я ей все еще нравлюсь.

<���И я ей нравился, – пробормотал Искандр. – Очень нравился, и она бросила меня умирать>.

«Ты ей очень нравился, и она спасла мне жизнь, – подумала Махит. – Давай узнаем зачем?»

– Ладно. Значит, Девятнадцать Тесло – та, кто ужасает меня даже после всех остальных ужасающих событий, – сказала Три Саргасс. Она вдруг успела очень развеселиться после того, как ей в голову пришла идея – что бы это ни была за идея. Махит понимала и это . Понимала силу, которую дарит какой-никакой план, даже абсурдный или невозможный. А кроме того, откуда у них троих еще быть эмоциональной устойчивости? – Ее превосходительство… Махит, не хочешь ли написать очень многозначительный стих? И запостить его в открытых новостных трансляциях.