Аркадия Мартин - Память, что зовется империей [litres]

– Отправила, – сказала Три Саргасс. – Под своим псевдонимом во все открытые трансляции, которые нашла, и в парочку закрытых – поэтические кружки, закрытая служебная линия министерства информации…

– Стоит ли? – спросила Махит. – Почти уверена, эту линию читают люди Тридцать Шпорника.

– Люди Тридцать Шпорника, если от них есть хоть какой-то толк, отслеживают наши привязки на любые сообщения, – сказала Три Саргасс. – Лично я бы конфисковала их первым делом.

– Тогда как хорошо, что ты на нашей стороне, а не на их, – ответила Махит и поймала себя на том, что вопреки всему улыбается.

– Как думаете, сколько у нас времени? – спросил Двенадцать Азалия.

– Перед тем как легионы начнут штурм дворца, или перед тем как мы лишимся платформы для трансляции? – слишком весело уточнила Три Саргасс. – Хватит смотреть новости, Лепесток, и глянь, как расходится стих, пока у меня еще есть доступ.

Посредница сняла привязку с обычного места на правом глазу и положила перед ними на конференц-стол, выставив настройки так, чтобы она стала очень маленьким проектором инфоэкрана. Махит наблюдала, как написанный ими стих распространяется по информационной сети – как его расшаривают с привязки на привязку, репостят и переосмысляют; словно наблюдать, как чернила расплываются в воде.

– Сколько еще? – тихо спросила она.

– Я бы сказала, три минуты – он быстро расходится… – сказала Три Саргасс, и тут дверь в конференц-зал с грохотом раскрылась. Там стоял Шесть Вертолет, а за ним – еще два человека, но его спутники были одеты в кремовые и оранжевые цвета министерства информации. Три Саргасс склонила перед ними голову и сложила пальцы.

– Очень приятно вас видеть, Три Лампа, Восемь Перочинный Нож, – сказала она. – Как проходит ваш день подчинения политику не из министерства?

Махит не смогла сдержать смех, даже когда Три Лампа и Восемь Перочинный Нож молча забрали привязки Двенадцать Азалии и Три Саргасс и отдали Шесть Вертолету.

– Вы же осознаете, – отчитывал он, – что ваши действия – рассылку неразрешенной политической поэзии по публичным трансляциям – можно истолковать как измену? Особенно учитывая, откуда вас привезли и что Беллтаун-Шесть этим утром кишит антиимперскими протестующими, не говоря уже об остальном беспорядке в Городе?

– Обратитесь в Юстицию, – сказал Двенадцать Азалия. Махит им гордилась . Либо они все вместе умрут, либо… что-нибудь еще, и все же они стали «мы». По определению любого языка.

– Я написала политический стих, соответствующий текущему моменту в моем опыте, – сказала Три Саргасс. – Если это измена, загляните в наш двухтысячелетний канон . Уверена, там измен найдется еще больше.

Шесть Вертолет пытался найти слова; не смог. С облачными привязками в руках он не мог даже жестикулировать, но Махит видела по напряжению в его плечах и челюсти, как ему хотелось всплеснуть руками или встряхнуть Три Саргасс, которая сидела безмятежной – подбородок на руках, локти на столе.

– Я вас арестовываю, – сказал он наконец. – Я… как представитель действующего министра Тридцать Шпорника приказываю этим сотрудникам министерства информации задержать вас.

– Клянусь звездами , – сказал Двенадцать Азалия, глядя на поморщившегося Три Лампу и пропуская мимо ушей слова Шесть Вертолета. – И вы правда это сделаете?

– Если попытаетесь уйти, вас остановят, – ответил Три Лампа. – Это я могу гарантировать.

– И ваши привилегии асекрет отозваны, – добавил Восемь Перочинный Нож, – пока ваш случай не рассмотрит тот, кто станет министром дальше…

– Ужасно в тебе разочарована, Восемь Перочинный Нож, – сказала Три Саргасс с картинным вздохом. – Ты всегда был таким горячим сторонником политики Два Палисандр…

– Довольно, – сорвался Шесть Вертолет. – У нас еще есть работа. А у вас – нет. Асекреты. Госпожа посол. – Он развернулся на каблуке и ушел, за ним по пятам следовали его подпевалы из министерства информации. Они вновь остались в конференц-зале одни – без дел, без зрелищ, ослепшие без привязок и новостных трансляций, взаперти во флуоресцентном освещении без окон. Даже кофе кончился.

Махит перевела взгляд с Три Саргасс на Двенадцать Азалию, сидевших по бокам.

– А теперь, – сказала она с куда большей уверенностью, чем сама ощущала, – будем ждать.

Ожидание было невеселым. Махит казалось, будто она находится в герметичной капсуле, защищенной от радиации и разложения, но кувыркающейся в открытом космосе – безо всякой гарантии, что, когда капсулу раскроют, ей будет куда возвращаться. В конференц-зале министерства информации не было ничего; ни шума снаружи, ни криков солдат или марша легионерских сапог. Ни многолюдных улиц Города с блеском шлемов Солнечных или ковром фиолетовых цветов…

Три Саргасс опустила голову на сложенные руки на столе. Махит не знала, дремлет она или просто пытается не думать . Так или иначе, она ей завидовала. Не думать – роскошь для других. Не думать было невозможно, а ей уже хотелось полезть на стенку. Она то и дело представляла все причины, почему Девятнадцать Тесло, даже несмотря на свой статус, не бросит вызов Тридцать Шпорнику ради одного лселского посла. Худшая из возможностей – что они с Тридцать Шпорником уже союзники, и она просто соглашается с его решениями по министерству информации. Вторая худшая возможность – что Девятнадцать Тесло оценила баланс сил, поняла, что вызов Тридцать Шпорнику не имеет шансов на успех, и предпочла не высовываться и пересидеть переворот, кто бы в нем ни победил…

Второе ее наверняка не устроит. Это на нее не похоже . В Махит теплой волной поднялась уверенность: не совсем собственная, а составленная из ее и Искандра воспоминаний.

– Такое ощущение, что мне руки отрезали, – сказал Двенадцать Азалия в глухой тишине. – Все тянусь к новостным трансляциям – а их нет , есть только я, и никакой империи, раскрывающейся по мановению руки.

<���Одиноко быть тейкскалаанцем без всего Тейкскалаана, – прошептал Искандр. – Вот чему я точно нисколько не завидую>.

«Мы никогда не будем одни, – подумала Махит. – Мы с тобой. В этой жизни».

<���Или в следующей>.

«Если после меня еще будет лселский посол».

<���Если после тебя будет лселский посол и нашу имаго-линию решат сохранить>.

Махит надеялась – маленький теплый свинцовый шарик в животе, – что решат. Что эта неделя, она, она вместе с Искандром не пропадут зря. Что ее нынешние знания – внешняя угроза Тейкскалаану, которую она носила в разуме, словно свой собственный ядовитый цветок, координаты собирающихся кораблей пришельцев, достойная внешняя угроза , чтобы отменить любую завоевательную войну, – что эти знания не умрут с ней и Искандром. Что их не заткнут вместе с ней и Искандром.