Бернар Вербер - Муравьи [litres]

«Никогда не спускайся в подвал!»

У муравьихи подрагивают усики. Она похожа на машину, которую надолго бросили под снегом и теперь снова пробуют завести. Самец пытается проделать это несколько раз. Он растирает ее. Обмазывает теплой слюной.

Оживает! Так и есть, двигатель запускается. Время забытья прошло. Все начинается снова, как будто она и не пережила эту «маленькую смерть».

Он опять принимается растирать ее, передавая ей тепло. Ей уже явно лучше. Пока он усердствует, она поворачивает к нему усики и прикасается к нему. Ей хочется знать, кто он.

Она ощупывает первый его сегмент, начиная с черепа, и узнает его возраст: сто семьдесят три дня. По второму сегменту слепая рабочая особь распознает его касту: самец-производитель. По третьему – его вид и город: лесной рыжий муравей из главного города Бел-о-Кана. По четвертому она определяет номер его кладки, который служит ему обозначением: он самец номер 327, снесенный в начале осени.

Она прерывает обонятельное декодирование. Остальные сегменты ничего не излучают. Пятый улавливает пахучие молекулы. Шестой служит для простого общения. Седьмой – для более сложного, наподобие полового. Восьмой предназначен для общения с Маткой. Наконец, три последних используются как дубинки.

Вот так, с помощью второй половины усика, она ощупывает одиннадцать сегментов. Но ей нечего ему сообщить. Тогда она отстраняется и в свою очередь отправляется погреться на кровлю Города.

Он делает то же самое. С работой тепловестника покончено – можно заняться ремонтом!

Выбравшись наверх, самец номер 327 осматривает разрушения. Город построен в форме конуса, чтобы можно было выдержать любое незначительное ненастье, однако зима выдалась гибельной. Ветер, снег и град сорвали первый покровный слой веточек. Часть выходов закупорены птичьем пометом. Надо живо браться за дело. Номер 327 направляется к огромному желтому пятну и впивается челюстями в твердую зловонную массу. С другой стороны уже просвечивает силуэт насекомого, которое роет изнутри.

В дверном глазке потемнело. На него смотрели сквозь дверь.

– Кто там?

– Это господин Гунь… Я насчет переплетных работ.

Дверь приоткрылась. Означенный Гунь опустил глаза – его взгляд упал на светловолосого мальчонку лет десяти, потом, опустившись ниже, – на крохотного песика, который, просунув нос между ног последнего, затявкал.

– Папы нет дома!

– Точно? Ко мне должен был зайти профессор Уэллс и…

– Профессор Уэллс – мой двоюродный дедушка. Но он умер.

Николя хотел было закрыть дверь, но посетитель в тот же миг подставил ногу.

– Искренне соболезную. А вы уверены, что он не оставил толстой папки с бумагами? Я переплетчик. Он уплатил мне вперед, чтобы я переплел его рабочие записи в кожаную обложку. По-моему, он собирался составить энциклопедию. И должен был зайти ко мне, но так и не объявился…

– Говорю же, он умер.

Мужчина просунул ногу еще дальше, надавив на дверь коленом, как будто хотел войти, оттолкнув мальчонку. Карликовый пес залился истошным лаем. Мужчина застыл на месте.

– Поймите, мне будет крайне неловко, если я не выполню данные ему обещания, хотя бы посмертно. Гляньте, пожалуйста. У него непременно где-нибудь должна лежать большая красная папка.

– Энциклопедия, говорите?

– Да, сам он называл всю эту кучу «Энциклопедией относительного и абсолютного знания», хотя я бы премного удивился, если бы на обложке было написано такое…

– Будь она у нас дома, мы бы ее уже нашли.

– Простите меня за настойчивость, но…

Карликовый пудель снова затявкал. Мужчина чуть подался назад, но мальчонка успел захлопнуть дверь прямо у него перед носом.

Теперь пробудился весь Город. Проходы заполоняют муравьи-тепловестники, спешащие отогреть Рой. Однако в некоторых местах, на распутьях, все еще лежат застывшие обитатели Города. Как ни стараются тепловестники расшевелить их, растрясти, они даже не шелохнутся.

Эти муравьи уже никогда не шелохнутся. Они мертвы. Для них зимняя спячка обернулась гибелью. Невозможно без всякого риска протянуть три месяца с ничтожным сердцебиением. Они не мучились. Сон их сменился смертью, когда Город внезапно продуло сквозняком. Их трупы выносят на свалку. Подобным образом Город каждое утро избавляется от мертвых клеток и прочих отходов.

Как только все пути очищаются от нечистот, в городе насекомых закипает жизнь. Повсюду шевелятся лапки. Хрустят челюсти. Усики подрагивают, принимая сообщения. Все начинается сызнова. Как до усыпляющей зимы.

Пока самец номер 327 возится с веткой, что весит, должно быть, раз в шестьдесят больше, чем он сам, к нему приближается воин, которому от роду больше пятисот дней. Он похлопывает его по голове сегментами-дубинками, желая привлечь внимание. Самец вскидывает голову. Воин прикладывается усиками к его усикам.

Воин хочет, чтобы самец бросил заниматься починкой кровли и отправился вместе с отрядом других муравьев… в охотничью экспедицию.

Он ощупывает его рот и глаза.

Какую еще охотничью экспедицию?

Воин дает ему понюхать шматок засохшего мяса, спрятанного у него в изгибе сустава лапки, возле груди.

Кажется, мы нашли это перед самой зимой в западной области на 23-м градусе по отношению к полуденному солнцу .

Самец пробует мясо на вкус. Это жук, вне всякого сомнения. Точнее – листоед. Чудно́. Обычно жуки в это время еще спят. Каждый знает, рыжие муравьи пробуждаются, когда температура воздуха достигает 12 градусов, термиты – при 13 градусах, мухи – при 14 градусах, а жуки – при 15 градусах.

Впрочем, старого воина этот довод нисколько не смущает. Он объясняет самцу, что этот шматок из какого-то диковинного края, который обогревается искусственным образом за счет подземного водного источника. Там не бывает зимы. В том краю особый микроклимат, со своей особой флорой и фауной.

И потом, город-Рой всегда пробуждается голодный. Ему срочно требуются белки, чтобы все обитатели пришли в себя. Одного тепла недостаточно.

Самец соглашается.

В состав экспедиции входят двадцать восемь муравьев из касты воинов. Большей частью, как и воин-проситель, это видавшие виды бесполые особи. Так что самец номер 327 среди них – единственный представитель касты половых особей. Он издали разглядывает остальных.

При наличии тысяч фасеток в глазах муравьи видят не тысячекратно повторяющуюся картинку, а скорее одну, но сетчатую. Детали же эти насекомые различают с трудом. Зато они улавливают малейшие движения.

Разведчики в отряде, все как один, похоже, закалились в дальних походах. Их грузные брюшки заполнены кислотой. Головы закованы в крепчайшую броню. Их доспехи отмечены ударами челюстей, полученными в былых сражениях.